Сен-Симон
Шрифт:
Некоторые экономисты выступили с пессимистическими теориями, отыскивая причины неравенства и бедности в «вечных» законах самой природы. Мальтус доказывал неизбежность нищеты, исходя из роста народонаселения, а Рикардо выдвинул тезис о «естественном» низком уровне заработной платы, делающий бесплодной всякую борьбу за ее повышение.
Все громче раздавались голоса дворянских идеологов, критиковавших рационалистов справа. Они заявляли, что свобода — ужаснейший из бичей, что рабочий выигрывает от разрушения старого строя только свободу умирать с голоду. Они роптали по поводу «безбожного» каменного
Столь же резко осуждали победу нового способа производства защитники гибнущего цехового строя, идеологи мелких торговцев и ремесленных мастеров. Они также мечтали повернуть колесо истории обратно и возвратить милые их сердцу докапиталистические устои бытия.
Все эти системы и построения были обречены на полную неудачу.
Попытки мыслителей найти выход из кризиса за счет возврата к прошлому были не менее наивны, чем попытки рабочих улучшить свою жизнь путем поломки машин.
Но был ли выход? И если был, то в чем?
Только в одном.
Надо было не жалеть о старом, а изменять новое.
Надо было смотреть не в прошлое, а в будущее.
Всеобщее разочарование в «царстве Разума», горький опыт буржуазной промышленной цивилизации с ее противоречиями и пороками, неясные помыслы эксплуатируемых масс о лучшем будущем — все это должно было привести к созданию новых социальных теорий.
Творцы их, подвергая сокрушительной критике капитализм, должны были искать выход не позади своего времени, не в патриархальщине и гибнущем цеховом укладе, а впереди, в построении нового общественного строя, не знающего пороков, присущих капиталистическому обществу.
Этого требовало время.
И новые теории появились.
В двух передовых странах Западной Европы — в Англии и Франции возник социализм.
Одним из родоначальников его оказался потомок герцогов и пэров, бывший аристократ, затем опрощенец, спекулянт и миллионер, а ныне — неимущий энтузиаст и мечтатель Анри Сен-Симон.
Начало века открыло перед мыслью его горизонты, на первых порах чуть ли не ослепившие.
Он не сразу разглядел главное.
Он долго мучился, прежде чем ухватил ту общую идею, раскрытию которой посвятил всю свою дальнейшую жизнь.
И все же отныне он был абсолютно уверен, что отыщет эту идею, каких бы трудов ни стоил поиск.
Начало века стало великой гранью жизни Сен-Симона, определившей еще один — на этот раз последний — поворот в его судьбе.
ГЛАВА 2
ПИСЬМА ИЗ ЖЕНЕВЫ
Ему кажется, что он прожил в этом маленьком пансионате чуть ли не всю жизнь, во всяком случае, много-много лет. И он даже в шутку называет себя «женевским обывателем»…
Вернувшись после вечерней прогулки, Сен-Симон открывает дверь своим ключом, чуть слышно проходит вдоль хозяйской половины — здесь уже все спят — и попадает в свою комнату. Остается зажечь лампу, задернуть шторы, и можно сразу приступить к делу, благо чернильница и бумага ждут с утра…
Он никогда не думал, что писать так мучительно трудно. Казалось бы, чего проще! Голова полна идей, они прямо просятся наружу — бери да предавай бумаге! Но не тут-то было. За три месяца он исписал почти сотню листов, и теперь ими хоть печь топи. Думаешь одно, а на бумаге получается совсем другое. Сколько ненужной напыщенности! Сколько бездарных словесных украшений! А суть куда-то исчезает, словно просачивается сквозь слова…
Он может работать только ночью. Днем все отвлекает. Как ни тиха Женева в апреле, все же постоянно кто-то едет, кто-то кричит, где-то играет музыка… Только теперь он понял, как могут мешать все эти звуки. Эх, сейчас бы в одиночную камеру, в Сен-Лазар, где он сиживал в детстве!..
Но шутки в сторону. Сегодня у него большое событие: он решил наконец, в какой форме будет излагать свои мысли. Он поведет рассказ в форме писем. Так легче: словно обращаешься к другу и высказываешь, что лежит на сердце. И тогда проще придумать заглавие. Ну, скажем, «Письма женевского обывателя»…
Сен-Симон доволен. Он садится за стол, чистит перо и выводит первую фразу:
«Я уже немолод…»
Какая банальность, и уже повторенная неоднократно!
Ну и что же, что немолод?..
А вот что. И дальше, с нарастающей уверенностью:
«Всю жизнь я деятельно наблюдал и размышлял, и целью моих трудов было ваше счастье…»
Сен-Симон не может не думать о недавнем прошлом и о только что увиденном. Он очень обеспокоен состоянием умов в Европе.
Не говоря уже о Франции, в Англии, Германии, Италии — повсюду, куда докатились отзвуки революционного шквала, умиротворение носит чисто внешний характер. Глубокий кризис, охвативший человечество, вот-вот разрешится новым всеобщим взрывом. Можно ли его предотвратить? И если можно, то какими средствами?..
Автор знает только один рецепт:
…поставить человека в такое положение, чтобы его личные интересы и интересы общественные постоянно находились в согласии.
Но как этого добиться?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо прежде всего ясно представить структуру современного общества и проанализировать только что происшедшую французскую революцию.
По мнению Сен-Симона, общество делится на три класса:
1. Ученых и художников — творцов, шествующих под знаменем прогресса человеческого духа;
2. Собственников — людей, боящихся нововведений;
3. Неимущих, составляющих все остальное человечество и объединенных идеей равенства.
При старом порядке собственники притесняли и угнетали другие классы. Они создавали институты, учреждения и порядки, оскорблявшие самолюбие людей интеллекта. И они заставили этим ученых и художников вызвать народное движение.
Так произошла революция 1789 года.
Неимущие, руководимые учеными и художниками, уничтожили старый строй, опрокинули его архаические учреждения, низвергли господство собственников.