Сень
Шрифт:
Академик Винтер прервал свои размышления и прислушался: Веденеев говорил что-то новенькое.
— Проведенные исследования показали, что в прошлом году фильтрация через флютбет Кузьминской плотины резко увеличилась, к тому же наблюдается сильное его выпучивание. Причины были выяснены еще в конце двадцатых годов: грунты в месте строительства гидроузла оказались самыми неподходящими, что мы и наблюдаем. Сейчас для предотвращения этих явлений и дальнейшего размыва гидросооружения необходимо снизить подпорный уровень, но результатом этого станет остановка судоходства выше по реке по крайней мере во второй половине лета. Поэтому предлагается переместить гидроузел на три километра ниже по течению, в место, где качество грунтов много выше, и использовать уже не фермы Поаре, а более современные конструкции, например сегментные затворы. Затраты на подобное строительство по первоначальной оценке должны
— А что по этому поводу думают сами колхозники? — задал вопрос Винтер. — Ведь эти миллионы им платить придется.
— Должен сказать, что рязанские колхозники проявили удивительное единодушие в этом вопросе, ведь только на электроэнергии новый гидроузел окупится примерно за пять лет. Но с учетом толчка, который эта энергия даст местной промышленности, тем же колхозным промартелям, реальная окупаемость ожидается примерно за два года, и колхозы готовы к финансированию данного проекта. И не только его, колхозники уже заплатили за перепроектирование Рассыпухинской ГЭС на Мокше и теперь ведут строительство по обновленному проекту, где мощность увеличена с двух мегаватт до трех — то есть они верно оценивают важность каждого лишнего мегаватта. Причем замечу, что на Рассыпухинской колхозы полностью оплачивают строительство, а на Кузьминской все же Речфлот готов вложить до половины стоимости. При согласовании с колхозами аналогичного проекта перестройки Белоомутского гидроузла, так как в этом случае вдвое увеличится допустимый тоннаж судов, идущих в Москву. Но им для открытия финансирования работ необходимо одобрение проектов министерством электростанций.
— Тогда, я думаю, мы должны дать положительное заключение и обсуждение на этом можно закончить. Борис Евгеньевич, вы не заедете к нам в институт? Сейчас заканчивается подготовка к строительству Иркутской ГЭС, и я бы хотел с вами по некоторым деталям проконсультироваться…
В середине октября довольно сильно потеплело, однако это было для майора Ахмедова уже не очень важно: пять «кукурузников» за предыдущую неделю составили довольно подробную карту окружающих Каунас лесов. Операцию республиканское управление МГБ уже согласовало, так что осталось лишь ее начать — и кончить. По крайней мере в Каунасском районе окончательно покончить с «лесными братьями». Майор прекрасно, впрочем, понимал, что задавить получится лишь собственно бандитов, а тех, кто их поддерживает, кормит, снабжает информацией — этих придется еще долго зачищать, но вконец обнаглевших бандитов нужно уничтожить как можно быстрее. Готовясь к зимовке, они стали все чаще заниматься грабежом магазинов, да и хуторян обирать не стеснялись…
Вообще-то того, кто придумал на «кукурузники» ставить тепловизоры, нужно было, по мнению майора, орденом Ленина наградить: в ночном холодном лесу схроны были видны так, как будто бандиты там иллюминацию праздничную разожгли. А сделанные еще весной подробные фотокарты этих лесов помогли и пути к этим схронам разработать так, что вряд ли кто-то живой мимо отрядов МГБ оттуда просочится. Ну а те, кто не просочится…
Командование выдало однозначный приказ: своих бойцов беречь. Поэтому расстрелять найденные схроны термобарическими гранатами было, несомненно, самым правильным решением. Единственный недостаток этого решения заключался в том, что пленных получалось взять очень мало — но все же сколько-то врагов взять живьем выйдет, и они уже все расскажут о сообщниках в селах и городах. Потому что самые «идейные» бандиты предпочитали сидеть в схронах в тепле, а в секреты — то есть туда, где больше всего шансов остаться в живых после обстрела «термобарами» — отправляли людей маломотивированных, которые после пленения буквально с радостью и облегчением вываливали сотрудникам МГБ все, что знали.
Все отряды выдвинулись из Каунаса ранним утром — а скорее поздней ночью — чтобы одновременно взять все обнаруженные схроны. Это было сделать несложно: новенькие автомобильчики «ВАЗ-Лесник» с удобством довозили по шесть человек с необходимым грузом даже в самую дремучую лесную чащу. По тропинкам, конечно, не напролом — но когда все тропинки заранее известны…
Иосиф Виссарионович весь день был занят работой и на посторонние размышления времени у него особо не было. Лишь пару минут он утром, перед тем как
Лаврентий Павлович на последний вопрос ответа не знал, а вот что она вообще делает…
— Как я уже говорил, — делился с Иосифом Виссарионовичем полученными сведениями Лаврентий Павлович, — она очень сильная и выносливая. Есть свидетели, неоднократно видевшие, как она на руках таскала мужиков весом под сто килограммов, и при этом не то что не запыхивалась — она тут же делала им операции, то есть у нее даже руки не устали. Паша Судоплатов мне говорил, что никогда в жизни не видел человека, умеющего так стрелять: руки у нее при стрельбе были неподвижны как стальные балки. И она этими руками может, я думаю, не только людей оживлять, но и… обратно. Всех врачей, которых она учила запускать остановившееся сердце хитрым ударом, предупреждала, что делать так можно лишь будучи уверенным, что сердце уже не работает. Потому что таким же ударом его и остановить легко. То есть она знает, как его остановить, точно знает. И я уверен, что проделывала она такой трюк неоднократно.
— И кого же она так убивала? Голованова?
— Все наши специалисты, изучавшие ее дело, считают, что зачистку криминала в Коврове в сорок третьем она провела. То есть улик ни малейших у нас нет, да и вряд ли мы их хоть когда-нибудь отыскать сможем… но просто больше некому. Но если это она — в чем лично я вообще не сомневаюсь — то остается лишь позавидовать ее хладнокровию. Мои ребята ненавязчиво в городе народ опросили, так вот: никто не заметил, что эта Таня тогда вела себя хоть самую малость не так, как обычно. По крайней мере аппетит у нее не пропал.
— Так почему же…
— Должен заметить, что все, кого… кто в Коврове тогда был убит, были редкостными мерзавцами и по закону военного времени подлежали минимум расстрелу на месте.
— Минимум?
— Это я оговорился… но лично я бы их вообще на кол посадил. Неважно, мы сейчас о гражданке… о товарище Серовой говорим.
— О товарище?
— А вот в этом у меня сомнений еще меньше, хотя поведение ее у многих вызывает удивление. В разговорах с партийными деятелями, но лишь в разговорах наедине, она позволяет себе просто высмеивать и лозунги партийные, и решения партии или комсомола.
— Боится, что ее слова могут привести…
— Да ничего она не боится! Она в такой форме указывает, что ли, на ошибки — но тут же сама их и исправляет! Причем, например товарищ Егоров несколько раз говорил, она так исправляет, что понятно становится, что она их именно исправила, уже сильно позже. Я ведь упоминал уже, что она ничего не объясняет… товарищ Алекперов считает, что она просто опасается неверных формулировок потому что… потому что забыла, как правильно выражаться.
— Ну, насчет выражаться…
— Кстати, она вообще не употребляет бранных слов. Самое страшное у нее ругательство — это «рукожопый имбецил», и означает оно лишь то, что такого человека она учить не будет, поскольку бесполезно. И опять же, все, кого она так обозвала, себя именно рукожопыми имбецилами в дальнейшем и проявили. И товарищ Семенов отмечал, что она часто просто не знает, как что-то из химии людям объяснить правильно. Наверное, это связано с потерей памяти…
— Возможно.
— А вот что еще было отмечено, так она своих пациентов всегда доводит до здорового состояния не только физически, но и морально. Даже если человеку руку или ногу ампутировали, или даже… еще что-нибудь, она объясняет, причем так объясняет, что человек ей начинает полностью верить, что это, конечно, неприятно, но… ты не поверишь, что это — временно! И что раз уж голову ампутировать не пришлось, то все остальное будет у человека хорошо. И вот все это вместе меня… нет, не настораживает, а оставляет в глубочайшем недоумении: с одной стороны она вроде как безжалостная… ладно, а с другой — эталон заботливости. Так что для себя я решил считать так: если человек — мерзавец, ну, хотя бы с ее точки зрения, то она такого убьет и не поморщится. А если человек… даже то чтобы хороший, а просто не мерзавец — то для такого она готова все сделать, чтобы ему жилось хорошо. Николай Нилович несколько раз отмечал, что девочка специально для отдельных товарищей готовила какие-то свои эликсиры, она их называет «зелья здоровья». И предупреждала товарища Бурденко, что эти эликсиры сделаны «под болячки конкретного человека» и для других не подходят. Шапошников после них на глазах расцвел, Толбухин, говорят, тоже гоголем ходит…