Сеньор Кон-Тики
Шрифт:
Остальные тоже спустились и подошли к костру погреться. Один из них хотел было подбросить дров, но Тур его остановил и рассказал, как его поучал один индеец в Белла-Куле:
— Белый человек глупый, делает большой костер, подойти нельзя. Красный человек умный, делает маленький костер и садится на него.
Ребята рассмеялись, потом каждый отгреб себе углей и присел над ними на корточках. Отличный способ греться!
Говорят, что тяжелая жизнь рождает дурных людей. Тур не раз видел примеры этого. Но Джимми был исключением из правила. Фортуна почти всегда отворачивалась от него, и, однако, зависть и ожесточение были ему чужды. Джимми ничего не ждал от будущего, с людей не спрашивал и к себе не предъявлял больших требований. Такой подход к жизни позволял ему чувствовать
Джимми стал самым верным другом Тура на комбинате. Они от души веселились вместе и во время работы часто уносились в своем воображении далеко-далеко за пределы неуютной заводской территории. В один особенно сырой и холодный день друзья в перерыве укрылись в большом инструментальном ящике рядом с асфальтовым котлом, подперев открытую крышку метлой. Джимми рассказывал что-то про Амазонку, они «гребли» лопатами в котле и представляли себе, что идут на веслах вверх по реке в краю, где их со всех сторон подстерегают опасности. Перерыв уже кончился, вдруг два любителя романтических приключений заметили, что к ним быстро идет старший инспектор. Они выскочили из ящика и живо принялись подбрасывать дрова в огонь под котлом, но инспектор, конечно, успел все заметить. Второпях Тур сунул в рот последний кусок макаронного пудинга, который взял с собой на завтрак, и теперь никак не мог его проглотить. Хоть бы инспектор не заговорил с ним… Слава богу, пронесло. Старший инспектор обратился к Джимми. И спросил, не знает ли тот рабочего по фамилии Хейердал, норвежца по национальности. Джимми показал на Тура.
— Это ваша статья про острова Южных морей напечатана в «Нейшнл джиогрэфик мэгэзин»? — спросил инспектор.
— Мг, — промычал Тур, ворочая языком макароны.
Удивленный инспектор ничего не понял, и пришлось багровому от замешательства Туру выплюнуть застрявший в глотке клейкий пудинг.
Впрочем, инспектор спокойно отнесся ко всему этому. И вежливо спросил, не согласится ли Хейердал прочесть лекцию о полинезийских островах в местном клубе «Ротари». Получив положительный ответ, он пошел дальше. Джимми удивился так, что свалился в ящик. В клуб «Ротари», объяснил он, пускают только «белые воротнички» — самое высокое начальство.
— Ну, брат, теперь твоя карьера сделана!
Потом Туру сказали, на какой день назначена лекция, и велели принести в чемодане черный костюм. С утра он мазал толь асфальтом, но за полчаса до обеденного перерыва его отвели в душ, чтобы помылся, переоделся и приходил в клуб на ленч. Лектора посадили на почетное место за роскошным столом. Туру казалось, что он очнулся от кошмара. Угощение было великолепное, а доклад встретили долгими и горячими аплодисментами. Тур выслушал немало лестных слов, после чего его отвезли обратно на комбинат — смена еще не кончилась. Гонорара он не получил, довольно с него чести быть принятым «крахмальными воротничками».
У этого случая были последствия, которых Тур никак не предвидел. Товарищи по работе смотрели на него так, будто он их предал. Дескать, вышло, как они думали с самого начала: он не «свой». Только Джимми остался ему верен.
Работа в «асфальтовой» бригаде кончилась внезапно. Один из рабочих, поднимая ведро с асфальтом, сорвался с крыши. Его срочно отправили в больницу вместе с варщиком, которого окатило расплавленным асфальтом. Случайно в тот день внизу работал не Джимми, а другой. Бригаду распустили, и Тур вместе с Джимми вернулся к разнорабочим.
Между тем на имя Тура неожиданно пришло приятное письмо от только что учрежденного журнала в Нью-Йорке. Журнал назывался «Интернейшнл сайенс», он должен был стать трибуной для европейских ученых, которых воина заставила уехать в США. Редакция заказала Хейердалу статью о его исследованиях. Тур уже успел скопить достаточно денег, чтобы вернуть долг Томасу Ульсену, да еще у него осталось на отпуск. Он подал заявление, и ему предоставили три недели за свой счет, чтобы написать статью.
В статье «Зародилась Ли полинезийская культура в Америке?», напечатанной в мае 1941 года, была впервые обнародована теория Хейердала, которая в своей основе остается неизменной до сегодняшнего дня. Вот как она сформулирована там на странице 18:
«… ныне, после года исследований на побережье Британской Колумбии, мне кажется, что я располагаю достаточным материалом, указывающим на две различные миграции с американского материка на острова Полинезии.
1) Доинкская цивилизация с центром в районе озера Титикака и на побережье Перу, видимо, сравнительно рано достигла Полинезии через остров Пасхи, а 2) более поздняя волна переселенцев, потомки которых составляют главную часть нынешней полинезийской расы, из области Белла-Кула в Британской Колумбии достигла островов через Гавайский архипелаг около 1000 года нашей эры».
Отослав статью, Тур снова надел кепку и зеленые штаны и вернулся в бригаду разнорабочих. Мастер послал его грузить лес на железнодорожные платформы; работа в виде исключения была вполне сносная. В отличном настроении Тур пришел на участок и хотел поздороваться с ребятами, но они, прервав работу, холодно уставились на него. Никто не ответил на его приветствие, а один из грузчиков плюнул на землю, поддернул штаны и бросил:
— Ну как, все Гитлеру рассказал?
Это было как удар плетью. Опять ему досталось за его национальность. Газеты, поступавшие в Трейл, до сих пор ничего не сделали, чтобы опровергнуть ложные слухи. Возмущенный Тур попытался реабилитировать Норвегию, но его никто и слушать не хотел. Снова наступила трудная пора, и если атмосфера постепенно прояснилась, то исключительно благодаря Джимми, который делал все, чтобы помочь другу.
Бригаду ставили на самые разные участки. Одно время Тур работал подручным каменщика. Раствор замешивали внизу, потом на веревке поднимали наверх. Тур носил раствор каменщикам, которые стояли с другой стороны здания. Бери в каждую руку по ведру и ковыляй по доскам. Дело не только тяжелое, но и опасное, потому что леса сооружали наспех, на высоте четвертого этажа положили всего две доски в ширину. А Туру приходилось бегать, чтобы поспевать за двумя каменщиками, которые в бешеном темпе клали кирпичи и без конца кричали:
— Раствор! Раствор!
Одна доска даже не была прибита. Мало-помалу она сдвигалась и в конце концов подалась под ногой Тура. Хорошо, что он, падая, догадался выпустить ведра. Извернувшись по-кошачьи, Тур уцепился за перекладину. Повисел так, пришел в себя, вскарабкался обратно, положил доску на место и как ни в чем не бывало продолжал носить раствор.
У этой работы был хоть один плюс — свежий воздух. Но ему недолго пришлось радоваться этому преимуществу. Мастер опять придумал для него дело «полегче». Тура послали подручным в плавильный цех, которого рабочие особенно боялись, — дескать, там непременно отравишься свинцом. Полагалось защищать нос и рот марлевой подушечкой, задерживающей свинцовую пыль, которая носилась в воздухе и все покрывала толстым слоем. Ее без конца выметали, и все равно серым туманом висели частицы металла. Каждый день в этом цехе был для Тура сплошным ужасом. Поклонник солнца и свежего воздуха боялся сделать вдох в этой ядовитой атмосфере. Товарищи, работавшие тут до него, рассказывали страшные вещи. Плавильный цех погубил их здоровье.