Сентябрь
Шрифт:
— Да. Она всегда была неслух, каких мало.
Эди уложила сверху на горящие красные угли пару поленьев и, не без труда поднявшись с колен, уселась в кресло против Вайолет. На ней была выходная твидовая юбка и пуховая кофта с цветной оторочкой округ горлышка, доброе ее лицо рдело после подъема в гору. Обогретая полыхающим огнем и милым присутствием Эди, Вайолет уже не чувствовала себя такой безутешной.
— Нашел-то ее, люди сказывали, Вилли Снодди? — завязала разговор Эди.
— Да, бедняга Вилли. Теперь будет пьянствовать неделю, после такого переживания.
— Оно, конечно, рак — ужасная вещь. Но
— Мы должны постараться понять, Эди, иначе мы никогда ее не простим.
— Но как же семья ее брата? И малютка Люсилла. Неужели она о них не подумала?
— О них она думала, я в этом не сомневаюсь, просто она вообще не умела особенно задумываться ни о ком, кроме самой себя. Она, такая прелестная, так нравившаяся мужчинам, всю жизнь развлекалась бессчетными романчиками. Чтобы понять ее поступок, мы должны вообразить, какое будущее ее ждало, с ее точки зрения. Больная, изуродованная операцией, продолжающая бороться с болезнью, лишившаяся волос, утратившая свою привлекательность…
Огонь в камине уже разгорелся, поленья уютно потрескивали. Вайолет протянула ладони к его теплу.
— Нет. Этого она не могла вынести, Эди. Да еще в одиночку, как она жила.
— А Эдмунд?
Они не имели друг от дружки секретов. И всегда понимали одна другую с полуслова.
— Ты же видела Эдмунда, Эди.
— Но он почти ничего не сказал.
— Мне он многое сказал. Он, разумеется, потрясен смертью Пандоры, как и все мы, но не больше, насколько я понимаю. И мне кажется, теперь у него будет все в порядке, потому что у него есть Вирджиния, и Алекса, и Генри. Милый Генри. И кто знает, может быть, еще Ноэль Килинг. У меня предчувствие, что очень скоро Ноэль тоже станет членом семьи.
— Неужто?
— Пока это только предчувствие, Эди. Поживем — увидим. И еще Эдмунд мне сказал, что собирается поехать отдохнуть. Он хочет побыть с Вирджинией и Генри. Конечно, поначалу ему надо на какое-то время остаться рядом с Арчи Балмерино. Предстоит столько всяких хлопот. Получить судебное заключение о смерти в результате несчастного случая. А потом, когда будет преодолено это препятствие, — похороны и всякие грустные душераздирающие заботы. Приведение дел в порядок, подвязывание оборванных концов. После этого, когда разберутся с делами, они с Арчи хотят поехать на рыбалку, куда-нибудь в Сазерленд, на недельку. И знаешь ли, это меня очень радует. Я люблю Эдмунда, Эди, но в последнее время он мне как-то не нравился. А теперь, кажется, все опять переменилось. Может быть, он, наконец, понял, что мелочи в жизни иногда гораздо важнее крупных дел. Утешительно сознавать, что, как ни ужасна эта трагедия, из нее проистекла, по крайней мере, одна хорошая вещь: Арчи с Эдмундом снова стали, как прежде, друзьями.
— Да, немало времени у них на это ушло, — заметила Эди, трезво смотревшая на вещи и всегда говорившая то, что думает. — Двадцать лет с гаком.
— Это правда. Но Эдмунд очень дурно тогда поступил. Мы же с тобой знаем.
Эди на это ничего не ответила. Но, помолчав, заметила:
— Мать Алексы. Холодная была, как ледышка.
Слабое, конечно, извинение, но ее заступничество за Эдмунда растрогало Вайолет.
— Тебе виднее, Эди. Ты жила у них в Лондоне. И знаешь их обоих лучше, чем кто-либо из нас.
— Так-то она неплохая была женщина. Но ледышка.
Золоченые часы на каминной полке прозвонили час дня. Эди посмотрела на циферблат. Надо же! Как незаметно пролетело время!
— Вы только посмотрите, — удивилась она. — Час уже. Вам, должно быть, поесть пора. Схожу-ка на кухню, взгляну, что там найдется. Вчера оставила в холодильнике горшок с жарким, можно разогреть. Там на двоих с лихвой хватит. Ну, как? Принесу сюда поднос, вот и пообедаем у камелька.
— Замечательно, лучше не придумаешь. Да еще, может быть, по стаканчику хереса для бодрости, а?
Эди с притворным неодобрением, улыбаясь, поцокала языком. И, встав, пошла к двери.
— Да, и еще, Эди, ты ведь останешься у меня? Проведем вместе весь день, вспомним прошлые времена.
— Я согласна, — ответила Эди. — У меня тоже нет охоты оставаться сегодня одной. Я и вязанье свое прихватила.
Она вышла. И вот уже из кухни донеслось бряканье посуды, хлопанье дверцей холодильника. Умиротворяющие, дружественные звуки. Ви встала с кресла, постояла, держась за каминную полку, пока не возвратилась чувствительность в затекшие колени. На каминной полке, прислоненная к часам, все еще стояла устаревшая карточка-приглашение, края слегка завернулись, глянцевую бумагу закоптил дым из камина:
Миссис Энгус Стейнтон
приглашает
на первый бал Кэти
Вайолет достала ее из-за часов, перечитала в последний раз, а потом изорвала в мелкие кусочки и бросила в огонь. Картонные квадратики занялись, вспыхнули, почернели и рассыпались пеплом.
Она подошла к двери в сад, открыла ее, спустилась по ступеням на покатую лужайку. Солнышко скрылось за пеленой плывущих по небу серых туч, стало холодно, промозгло. Первый непогожий осенний день в этом году. Кончается сентябрь, теперь жди зимних бурь.
Вайолет прошла в дальний конец участка и постояла у просвета в живой изгороди, откуда открывался сказочный вид: долина, река, на той стороне — горы. Сегодня, без солнца, хоть и сумрачно, но все равно красиво. Красиво при любой погоде. Сколько ни смотри — не насмотришься. Вайолет никогда не наскучит эта красота. И никогда не наскучит жизнь.
Она подумала о Пандоре. И о Джорди. Джорди, где бы он теперь ни был, конечно, будет приглядывать за Пандорой. Еще она подумала об Эди и впервые испугалась: а вдруг дорогая ее подруга уйдет из жизни раньше нее, и она останется одна, и не будет рядом ровесницы, родной души, которая поймет и утешит, не с кем будет поговорить, вспомнить вместе былые дни.
И она произнесла молитву:
— Господи! Я понимаю, что с моей стороны это неприличный эгоизм, но дай мне умереть раньше Эди, ибо без нее жить и стареть мне будет, боюсь, не под силу.
Слуха ее коснулся далекий звук. С вышины, из-за бегущих туч. Знакомые, призывные клики — трубят дикие гуси. Они возвращаются. Последний раз Вайолет слышала их на исходе весны, когда они пролетали на север. Вайолет запрокинула голову, прищурилась, всматриваясь. И вдруг тучи на миг разошлись, в просвете показались машущие крыльями птицы, одна косая шеренга, тянущаяся к югу, — передовой отряд многотысячной армии, которая не сегодня-завтра проследует в том же направлении.