Сэр Евгений [СИ]
Шрифт:
'Может наведаться на кухню? Хлеба взять или… - не успел додумать эту мысль, как от здания отделилась темная фигура и направилась ко мне. Я заметил ее в темноте, когда та прошла под одним из двух факелов, торчащих над аркой входной двери жилого строения аббатства. Рука, самопроизвольно потянувшаяся к кинжалу, висящему у пояса, тут же опустилась, когда я узнал молодого послушника, очевидно, бывшего вроде слуги при аббате.
– Господин аббат, просит вас зайти к нему.
– Сейчас?!
– Да, господин. Если вы, конечно, ничем не заняты. Он сейчас находиться в своем кабинете.
'Чего ему еще надо? Вроде же все обговорили. И по деньгам для нашего содержания вроде сошлись. Может быть, о моем отце поговорить хочет? Воспоминания и тому подобное.
В памяти тут же всплыло странное поведение аббата при нашей встрече. Есть какая-то связь или он просто хочет поговорить с новым человеком? В любом случае, надо было идти, хотя бы для того, чтобы поддержать хорошие с ним отношения. Ведь насколько я уяснил из предыдущего с ним разговора: на спасение моей новой души от происков дьявола и возвращение памяти уйдет не менее месяца. К тому же других вариантов скоротать вечер у меня просто не было.
Войдя, я не сразу увидел хозяина кабинета, так как на этот раз, он сидел не за столом, а в массивном кресле у камина, где ворошил уголья кочергой. Напротив него стояло пустое кресло.
– Добрый вечер, Томас, - сказал аббат, не поворачивая ко мне головы.
– Проходи. Восстановил силы после долгой дороги?
Я ответил не сразу, так как сначала мне надо было проглотить слюну, в одно мгновение скопившуюся во рту. Дело в том, что на каминной полке стоял кувшин, а рядом с ним было блюдо, на котором лежало несколько кусков копченого мяса и ломтей того самого вкусного хлеба.
– Э - э… Добрый вечер, господин аббат! Да. Со мной все в порядке.
– Рад за тебя, но не буду испытывать твое терпение. Бери и ешь! Но перед тем как вонзишь зубы в мясо, будь так добр, налей мне стакан вина.
Минут десять в кабинете стояла тишина, пока я ел. Все это время аббат делил свое внимание между камином и мною, глядя, как я уписываю за обе щеки мясо и хлеб. Наконец, почувствовав приятную сытость, я налил себе стакан вина и сел в кресло напротив хозяина кабинета. Некоторое время мы молчали, пока, наконец, аббат не прервал затянувшееся молчание.
Уже через пару дней, я не находил ничего странного ни в самом аббате, ни в наших с ним вечерних беседах. Тот оказался умным, образованным, не лишенным юмора, человеком, знавшим много интересного и поучительного для меня. Темы для разговора он находил самые разные. История, политика, религия, войны, жизнь простого народа - все это давало мне отправные точки для собственных размышлений. От него я узнал об истоках политического и военного противостоянии Англии и Франции, о нравах королевских дворов Европы, так и о жизни самих придворных. Немало узнал о правилах рыцарских турниров, о геральдике, рыцарстве как классе со своими особенностями и привилегиями. Тактика и стратегия, осада и оборона, военные хитрости и засады. В военном деле он тоже оказался докой, а вот с жизнью простого народа был знаком довольно приблизительно: сказывалась дворянская кровь, но даже из его отрывочных знаний я почерпнул немало любопытного для себя. Многие факты из его рассказов мне казались смешными или интересными, а другие же выглядели дикими и страшными. Взять, хотя бы, обычное городское кладбище. Мало того, что оно располагалось, чуть ли не в центре каждого города, к тому играло двоякую роль: как место успокоения усопших, так место свиданий и развлечений, а еще для деловых встреч. Проститутки бродили здесь в поисках богатых клиентов, а влюбленные целовались и объяснялись в любви. Никого при этом не смущал смрадный запах, исходящий из открытых братских могил, которые не зарывали потому, что было невыгодно, так как трупы привозили сюда почти без перерыва. Места не хватало и поэтому приходилось отрывать уже старые захоронения, сваливая груды костей в кучу.
Немало я так же узнал о жизни монахов. Об их распорядке дня, жизни и труде. Впрочем, не столько в теории, сколько на практике. Узнал, что у монахов в монастырях и аббатствах проходят по утрам, своего рода 'производственные', совещания в помещении, под названием 'зал капитула'. Здесь заслушивались отчеты не только монахов, возглавляющих основные направления жизнедеятельности монастыря, но и самого аббата, а при необходимости проводились разбирательства и суды над провинившимися членами обители. Именно тогда я узнал о другом понятии слова 'дисциплина'. Здесь речь уже шла о кнуте из веревок, к битью которым приговаривали монаха, виновного в нарушении устава аббатства или монастыря. В самом начале эта самая 'дисциплина', использовалась добровольно для умерщвления плоти, а уже потом превратилось в средство наказания.
Но больше всего меня поразило в аббате не разносторонние знания о различных гранях жизни, а его отношение к церкви, как священнослужителя. Он с явным предубеждением отзывался о некоторых обычаях и ритуалах католической церкви, считая их сложными и непонятными для простого человека. Особенно сильное на меня впечатление произвело своеобразное почитание церковью телесных останков святых. В качестве примера он привел случай с Фомой Аквинским. Монахи монастыря Фоссануовы, где умер Фома Аквинский, из страха, что от них может ускользнуть бесценная реликвия, обезглавили, выварили и препарировали тело своего покойного учителя, дабы ни один кусочек святой плоти не ушел на сторону. Впрочем, короли, властители народов, недалеко ушли от простых монахов. Как-то по случаю торжественного празднества французский король Карл VI раздал ребра своего предка, святого Людовика высокопоставленным гостям и двум своим дядям, герцогу Беррийскому и Бургундскому. Несколько прелатов получили от него в дар ногу. После окончания пира те, прилюдно, принялись делить конечность почитаемого святого.
Я верил и не верил в подобные истории. Иной раз после услышанного мне казалось, что я попал на другую планету, таким необычными и противоестественными выглядели поступки людей в его рассказах.
Курс моего лечения посредством веры, назначенный аббатом, заключался не только в чтении молитв по утрам, днем и вечером. Помимо этого, в течение часа, я должен был слушать чтение отрывков из книги 'Житие святых'. Их читал мне брат Варфоломей, являвшийся помощником библиотекаря. Еще один час моего времени отводился на заучивание молитв и псалмов. На все это у меня уходило около пяти часов, после чего оставалось уйма времени. Несколько дней спустя я переговорил с аббатом и получил от него разрешение покидать территорию монастыря. С этого момента я теперь каждый день, уходя за стены монастыря, по три, а то и четыре часа тренировался с оружием. Моими партнерами в схватках были попеременно, то Джеффри, то Хью. Неожиданно одну из наших тренировок посетил аббат, да не один, а в сопровождении приора. Эта должность занимала второе место после аббата в иерархии монастыря. Плечистый, с широкой выпуклой грудью, с суровым лицом, тот в большей степени походил на воина, чем на монаха.
Неожиданность визита заставила нас с Джеффри на некоторое время застыть в изумлении, но аббат не стал нас томить в неведении: - Мы с Конрадом, бывшие рыцари, сын мой, вот и не выдержали. Если ты не против, мы бы понаблюдали за вашей схваткой.
– Какие могут быть возражения господин аббат!
Потом они приходили еще два раза. Причем были непросто безучастными свидетелями, а даже в некотором роде проявили активность. Конрад показал мне несколько фехтовальных приемов, а аббат дал с десяток неплохих советов по владению мечом.
За эти три недели я только пару раз вспомнил о своей прошлой жизни, да и то мельком. Слишком уж бурным, ярким и будоражащим кровь оказалось мое пребывание в чужом времени. То, чем я сейчас жил, мои приключения, чувства и интересы, как-то незаметно вытеснили все то, что было для меня некогда близким и дорогим. В этой жизни было много неудобств, боли и страха, но зато здесь можно было чувствовать себя человеком, который имеет возможность не только мечтать, но и претворять свои мечты в жизнь, пусть даже в их примитивном обличие.