Серампорские ночи

Элиаде Мирча

— Лучше вернуться! — решил Богданов. — Езды от бунгало до шоссе пять-шесть минут, а мы едем уже полчаса.

— Поворачивай! — велел Ванманен шоферу.

Тот выбрал место, где можно было развернуться, и без единого слова поехал назад.

— Он пьян, — вполголоса обронил Ванманен.

И хотя говорил он тихо и к тому же по-английски, шофер совершенно впопад тут же откликнулся на хинди:

— В жизни ни капли в рот не брал, сахиб!

Богданов сидел как на иголках, вглядываясь в темноту и осеняя себя крестным знамением.

— Не понимаю, как это может быть, — говорил

он. — Если бы мы куда-нибудь не туда свернули сразу от дома, мы бы тут же заехали в лес или угодили в пруд.

— Сейчас увидим, как это может быть, — пробормотал Ванманен.

Я пытался узнать место, где в первый раз заметил, что мы едем не той дорогой, но не мог ухватить взглядом никаких ориентиров. В полном недоумении я раскрыл было рот, чтобы сказать об этом товарищам, и тут где-то очень близко раздался отчаянный вопль. Шофер резко затормозил. Мы, онемев, придвинулись друг к другу.

— Что это было? — спросил я наконец.

— Убили кого-то, кажется. Женщину… — отвечал белый как мел Ванманен.

Но мы не осмелились вылезти из машины. Не знаю, сколько времени провели мы так, оцепенев от ужаса. Мы больше не слышали ничего, кроме урчанья мотора, и только он удостоверял, что все происходит на самом деле. Вдруг вопль повторился, теперь уже совсем близко, а вслед за ним — крики о помощи: «Убивают! Убивают! Спасите! На помощь!»

Кричали по-бенгальски, но я достаточно хорошо разбирался в языке, чтобы понять смысл слов. Мы все, кроме шофера, выскочили из машины и, хотя ничего не было видно, побежали на голос. Крики, пока мы бежали, делались все глуше, но мы как будто различили слово «babago» — отец, — повторенное несколько раз.

Однако бежали мы напрасно: ни людей, ни следов борьбы, никого и ничего не попалось нам на глаза. Ванманен, будучи довольно плотного сложения, тяжело пыхтел позади. Богданов хмуро, сжав зубы, вперял взгляд в темноту. Мы решили все-таки продолжить поиски. Но деревья вдруг плотно сомкнулись над нами, мрак стал непроницаем. Лунный свет подрагивал высоко наверху сквозь лианы. Тем не менее Ванманену почудилось впереди какое-то движение, и он крикнул по-бенгальски:

— Что случилось?

Мы прислушались, затаив дух. Никакого ответа, ниоткуда. Лес стоял как каменный. И даже ковер мертвых листьев не шелестел под нашими ногами, словно мы ступали по войлоку.

— Что случилось? — еще раз крикнул Ванманен.

Мы пошли наугад, стараясь все же не слишком отдаляться от дороги. Не знаю, сколько времени плутали мы под деревьями, готовые каждую минуту наткнуться на страшное зрелище. Я чувствовал тяжесть во всем теле, мысли разбегались, не отпускало ощущение, что я — в дурном сне и никак не могу проснуться.

— Вернемтесь! — Богданов остановился, потирая рукой лоб. — Я начинаю думать, что мы жертвы галлюцинации.

Вряд ли, конечно, у четверых человек могла быть одинаковая галлюцинация: душераздирающий крик и одни и те же, совершенно одни и те же слова. Но интуитивно я чувствовал, что Богданов прав, и мы вернулись на дорогу.

— Кажется, нас далеко занесло, — сказал я, не видя машины. — Куда теперь?

Мои товарищи взглянули на меня в недоумении, и Ванманен заметил:

— Куда бы нас ни занесло,

машина должна быть где-то поблизости. Покличьте-ка этого болвана!

Я крикнул изо всех сил, сотрясая немоту ночи и сам содрогаясь от гула, который поднял. Мы подождали, растерянно озираясь посреди пустой дороги. Шофер не откликался.

— Он пошел нас искать, — предположил я.

— Но где же тогда машина? — спросил Богданов, с усилием разжимая челюсти. — Не мог же он бросить нас вот так, ночью, в джунглях?!

— Конечно, не мог, — успокоил его Ванманен. — К тому же мы были неподалеку, услышали бы мотор. Вероятно, просто уснул, дожидаючись…

Мы пошли в том направлении, где, по нашим понятиям, оставили машину. Луна сияла теперь в полную силу, и дорога как бы раздвинулась вширь.

— Укатил. Укатил без зазрения совести, — шепотом сказал Богданов. — Убить мало…

Ванманен никак не мог в такое поверить. Он без конца отирал платком лоб и щеки.

— Так или иначе, надо что-то делать, — сказал он, тоже очень тихо.

— Придется пешком вернуться в бунгало, — решил Богданов. — К утру как-нибудь доберемся…

В эту минуту впереди, справа от дороги, блеснул свет фонаря и, колеблясь, стал удаляться в глубь леса. Страннее некуда было — появление человека с фонарем в такой час и в таком месте. Тем более после того, что с нами произошло. Но не знаю, какой темной марой поманил нас, каждого в отдельности, огонек, быстро уходящий в джунгли. И когда Богданов приглашающе махнул рукой, ни Ванманен, ни я не возразили ни словом. В тот миг у нас вылетело из головы, что совсем недавно нам леденил кровь женский голос, зовущий на помощь. Свет был сейчас знаком жизни. Его нес человек, который направлялся, вне всякого сомнения, либо к жилью, либо к тому, нужному нам шоссе.

И мы со всех ног пустились за ним вдогонку.

IV

Углубившись в лес, мы уже через несколько минут потеряли фонарь из виду. Мы шли, не растягиваясь, я — впереди, как самый молодой, Ванманен следом, Богданов замыкающим. Не знаю, откуда взялась в нас уверенность, ведущая наш маленький отряд сквозь джунгли, еще час назад невыносимо страшные для белого человека, тем более ночью. Джунгли потеряли в наших глазах всякую опасность. Мы и думать забыли о змеях, хищных зверях. И ужаса, который пронзает душу в чаще индийского леса, как не бывало.

— Куда же он пропал? — трагически вопросил Ванманен.

Мы с Богдановым не ответили. Мы шли, ни о чем не думая, чувствуя только, что нельзя останавливаться здесь, посреди леса, что мы должны идти и идти, пусть нелепо, пусть безо всякой цели.

— Вероятно, он свернул, а мы эту тропинку проскочили, — предположил Богданов.

— Да, похоже, он знает дорогу, — добавил я. — Слишком уж быстро он исчез.

Тем временем мы забирались в самые дебри; толстые лианы уже касались наших голов, ноги утопали в настиле из мертвых листьев, папоротника и мхов. Но какая-то слепая сила вела и вела нас в одном направлении. Ни у кого не возникало желания повернуть обратно или попытать счастья в другой стороне. Мы ломились вперед, продираясь сквозь бесконечные глухие заросли.