Серая Дружина-2: Доспехи для шута
Шрифт:
– Инквизиторы. Кроме архивариусов и писцов, здесь только они грамотные.
– Что ты разумел под последним словом, демон? – осведомился Йехар, заворожено пялясь на табличку.
Но Эдмус уже взлетел, не опасаясь того, что теперь его могут увидеть местные.
– Здесь есть инквизиция? – осведомился голос Виолы. Бо решила нас покинуть очень вовремя.
– Эдмус ведь говорил, что местные колдунов не любят, – пожала я плечами.
– Наверное, колдуны их тоже, – пробормотала триаморф, глядя на ту самую табличку.
Эдмус вернулся минут через пять и показал
На первый мы наткнулись еще в лесу, и видно было, что пролежал он поперек тропинки месяца два. Здесь наше продвижение слегка застопорилось, поскольку меня пришлось элементарно откачивать. Когда мы двинулись снова, Виола меня придерживала, а алхимик прятал пузырек в карман и недовольно ворчал:
– И ведь правда без меня никуда, кто бы мог подумать. Сидела б у ворот, коли тебя тошнит от каждого жмура!
– При чем тут жмур? – мужественно огрызнулась я, стараясь не замечать второго покойника, над которым чуть в отдалении согнулся Йехар. – Меня от твоих снадобий выворачивает!
Я врала и бодрилась. Во время предыдущей миссии мне несколько раз приходилось видеть мертвецов, но то было в горячке боя… и они уж точно так не пахли. Рот и нос пришлось зажать носовым платком, Виола сочувственно поглядывала на меня, а Йехар, осмотрев третьего и четвертого, задумчиво доложил:
– Ни следов клыков. Ни когтей. Этих двух не успели тронуть как следует даже падальщики – и мы не видим никаких внешних повреждений.
– И это не яд, – добавил Веслав, возникая слева. Теперь мы опять шли все вместе, но очень осторожно.
– И на лицах ужас, – хмуро прибавил рыцарь.
Примерно в такие моменты они начинали друг друга если не понимать, то приобретать хоть некоторый параллелизм мышления.
– Ментальник? В смысле, телепат?
Веслав пожал плечами.
– Зря мы сюда влезли… – прочитала я по его губам и была целиком согласна.
Хутор, к которому мы вышли, представлял собой суть то же самое, что и лес вокруг хутора. Он был неухоженным, заброшенным, и в нем было слишком много мертвых людей. Все – мужчины, все – с оружием, кто-то – у хлева с провалившейся крышей, еще кто-то – у разрушенного забора, как будто хочет бежать…
Ужас на лицах у всех одинаковый. У кого-то больше боли, у кого-то чистого, животного страха, у кого-то отвращения – и все-таки одинаковый. Смертный.
Глаза открыты у всех.
Мы как-то невольно посмотрели на крепкий дом, представлявший из себя центр хутора. Дверь была гостеприимно распахнута, а в крыше для пущей гостеприимности зияла здоровенная дыра. Виола вопросительно кивнула в сторону двери. Йехар прикрыл глаза, словно прислушался к чему-то и покачал головой.
– Внутри нет ничего и никого, что могло бы причинить нам вред. Я чувствую страх и растерянность, возможно, там есть кто-то из похищенных жертв, но никакого стремления убивать.
Успокоил. Эдмус кивнул на дыру в крыше.
– Может, я лучше посмотрю свысока, а? Не люблю возвеличиваться, но…
Йехар разрешил кивком, и спирит махнул на крышу. Мы следили за ним, стоя во дворе. Если угол для обзора будет достаточным, он углядит что угодно, вплоть до последних паучков в углу.
– Ты чувствуешь страх? – переспросила Виола шепотом. – Как это?
Йехар собрался что-то ответить, но тут от крыши долетел веселый голос спирита. Шут, как всегда, не думал об осторожности, высунулся через дыру и орал так, чтобы это достигло наших ушей наверняка:
– Не беспокойтесь, ничего страшного нет! Всего одна только… ай!
Он вдруг вскрикнул от боли и пропал, упал внутрь дома, и через десять секунд там же оказались и мы. С той лишь разницей, что мы вошли, вернее, ввалились, через дверь.
Комната была широкой и единственной. Первым, что мы увидели, был Эдмус. Видимо, неудачно упал, потому что корчился на полу от боли, прижав крылья к спине и делая такие жесты, словно хочет поплыть… или укрыться от чего-то, чего?
Осознание того, что спирит упал вполне удачно, а нужно просто осмотреть комнату, пришло мгновенно, я оглянулась… стол. Стулья, какие-то лавки, хлам, тряпье…
Два зеленых глаза, горящих из угла жуткой, смертельной ненавистью. Нечеловеческие глаза – на человеческом детском личике, худеньком, почти невидном, я еще успела подумать это, но не успела подумать, что это может нам сулить, как услышала тихий стук.
Веслав осел на пол рядом со мной, не успев даже потянуться к карману плаща. Я не успела остановить Йехара: рыцарь взялся за меч… и упал рядом с алхимиком: и везде одно и то же: неестественно расширенные глаза, белые, искаженные болью, лица…
Сзади раздался шорох – я поняла, что это подломились колени у Виолы, успела подумать только – мол, а как же я, но тут это ударило и по мне.
Время закончилось. Оно больше не текло послушно и не стучало секундами в такт нашим сердцам, оно то растягивалось, то неслось сумасшедшим галопом, словно раскачиваясь: вперед-назад, вперед-назад…
Прогретая солнцем вода Ладоги. Недостаточно теплая, потому что солнце Питерское, но купаться можно, и я вхожу в воду сначала по плечи, потом плыву, а потом что-то случается, и меня тащит вниз, а через нос в горло льется пресная, холодная вода, и я ничего не вижу, я барахтаюсь, я…
Нет, это же было давно, давно… или я только сейчас перестала захлебываться, как можно определить, если времени больше нет?
Я иду по какому-то магазину, а меня принимают за воровку… Я пытаюсь вытащить шпаргалку, а над головой стоит учитель…
Это в прошлом? В будущем? В настоящем? Кто может сказать мне это – может, эта, маленькая, зеленоглазая, которая так пристально уставилась, ребенок, всего лишь ребенок, не нежить, не сметь тронуть пальцем…
Ноздри щекочет запах розового масла. Я не могу дышать и думать, ох, как я ненавижу запах роз… а тут еще я на арене, нужно драться, а то противник уже делает робкие и вкрадчивые попытки меня попинать. Да нет, это было то ли вчера, то ли послезавтра, а сейчас меня уносит бурным потоком в бездонную пасть, дышать уже почти невозможно, горло сжимается, а воздуха нет…