Серая нить. Книга первая.
Шрифт:
– Твоё слово, данья Оленья. – Слова главного судьи вернули её в действительность.
– Он был там, когда убивали твоего брата, но крови его на нем нет. Её пролил его хо…
Раздавшийся рык не дал данье закончить речь. В миг, обезумевший дадг, выхватил меч и бросился на Оленью с перекошенными от злости лицом. Волна смрада, гнили и разложений ударило в неё лишая возможности дышать. Когда до женщины оставалось несколько шагов, безумец споткнулся и остановился. В его глазах промелькнуло что-то человеческое. Он удивленно посмотрел на нее, затем кровавая пелена затянула их. Дадг сделал шаг, упал. В спине упавшего торчал топор. Время, словно остановилось в наступившей
Стража вспомнила о своих обязанностях, встала перед судьями, ограждая их от опасности сомкнутыми щитами.
Все застыли и стали ждать, что будет дальше. Убедившись, что угрозы нет, один из стражей подошел к Оленьи.
– Данья Оленья, позвольте увести вас от сюда, – обратился он к ней.
– Куда? – рассеяно спросила она.
– Куда прикажите.
Стражник чувствовал себя виновным, что не успел защитить любимицу клана и готов был провалиться сквозь землю от стыда.
– Да, проводи меня на озеро, – сказала Оленья, слегка дрожащим от пережитого голосом.
– Я больше не нужна? – спросила она у главного судьи.
– Нет, данья Оленья, мы не смеем вас более задерживать и благодарим вас за помощь. – С поклоном ответил судья.
Женщина положила руку на плечо стражника, стала потихоньку спускаться с помоста. Сделав несколько шагов, она остановилась.
– Оно не убито, – прошептала Оленья и, резко повернувшись, закричала. – Не подходите, оно не убито.
В этот момент мертвое тело стало окутываться дымкой. Она просачивалась сквозь кожу, становилась пепельно-серой. Постепенно дымка стала густеть, образуя серые, полупрозрачные ленты. Они бились, упирались о землю, пытались вырваться из мертвого тела. Вздох удивления и страха вырвался у людей, когда из головы убитого стал появляться череп нежити. Освободившись от плоти, оно взглянуло на людей темными глазницами, а затем открыла беззубую пасть и заверещала. От этого визга кровь застыла в венах. Детвора, женщины, да многие мужчины закрыли уши не в силах перенести этот вопль, наполненный злобой. Люди пали на земь не в силах устоять. Детвора залезла под юбки матерей, пытаясь спрятаться от вопящего ужаса.
Нежить рванулась к, стоящему рядом, стражнику, но топор, торчащий в спине, удержал её. И вновь первым пришел в себя северянин. Он подошел неторопливым, уверенным шагом и вытащил меч.
– Не подвела меня секира дедовская, не подведи и ты дар отцовский, – промолвил Огел и вонзил меч в череп вопящей нечисти.
Нежить, пригвожденная мечом, замолкла, стала прозрачнее, но все же не была повержена до конца.
– Когда же ты сдохнешь, тварь, – в сердцах сплюнул северянин.
Он стоял у шевелящейся нежити и думал, чем же добить серую погань. Огел поправил волосы, случайно дотронулся до висящего на шеи амулета, который подарил ему отец вместе с мечом. В тот же миг Огелу показалось, что амулет сам лег в его ладонь. Он словно напрашивался, чтобы его вытащили из кожаного мешочка. Северянин на миг задумался, расшнуровал мешочек и достал оттуда деревянный колышек. Ведомый своими предчувствием, Огел сжал деревяшку посильнее и почувствовал, как та стала нагреваться.
Что произошло дальше, кроме как чудом не назовешь. Кисть окутал зеленый свет, а из колышка стали стремительно расти молодые побеги, оплетая руку. Не успел северянин сделать и пару вздохов, как рука по локоть была спрятана под молодыми побегами. Ещё несколько мгновений – зелень потемнела, а руку, словно броня, покрыла древесная кора.
Огел понял, что превращение закончено, ударил в самый центр твари. Стоило острию клина коснуться призрачного тела, как серые ленты с чудовищной быстротой оплели, закрытую древесной броней, руку. От прикосновения с корой ленты дымились, нежить же шипела, как тысяча змей. Воздух наполнился зловонием от тлеющих на руке лент. Несколько тинок длилась борьба нежити и, закованного в деревянную броню, северянина, прежде чем раздался хлопок, и призрачная тварь растаяла в воздухе. Вслед за ней осыпалась трухой и кора с руки.
– Благодарю вас, боги, что не оставили меня в столь не простой час. – Произнес Огел.
Он опустился на одно колено и посмотрел на ладонь, где лежал дар отца. До этого дня он не верил в силу амулетов и носил его скорее, как память об отце. Он бережно положил колышек обратно в мешочек, покрепче затянул шнурок и повесил на шею, добрым словом вспоминая родителя, который и после ухода за ворота Вайхи заботился о нем.
Вечер осторожно спускался на землю. В темнеющем небе начали появляться первые звёзды. От воды в озере стало потягивать прохладой, вдоль берега, цепляясь за камыш, начинал клубиться туман. Он медленно вылезал на берег, расползался по лощинам и оврагам, приглушая собой, вечерние звуки.
Но женщину все это в данный момент мало волновало. На её коленях лежал нож – единственная вещь, которая осталась от того, кому она подарила свою первую ночь любви.
Полная сомнений и страха быть отвергнутой, она проделала путь в клан соседей, чтобы воспользоваться обычаем первой ночи и получить свою толику любви. Ценой за эту ночь был ребенок, которого она не могла забрать с собой домой. Дети клана всегда оставались в клане. Но все же Оленья целый год провела рядом с сыном. Это было против правил клана пяти ручьёв, но глава родного клана, выхлопотал у соседей для неё эту поблажку.
Любовь и нежность наполняли её сердце всякий раз, когда брала она сына на руки, целовала его маленькие пальчики. Счастливая улыбка не сходила с лица, чувствуя, как крохотные ручки играют с её волосами, и не было ничего слаще, чем боль от укусов сына, припавшего к груди.
Затем его забрали в дом ребенка, где не было места слепой матери, и Оленьи пришлось вернуться в родной клан. Теперь, спустя годы, у неё появилась возможность вновь дотронуться до сына. Ей было страшно и боязно предстать перед ним. Захочет он признать её, позволит прикоснуться к нему, простит, что смирилась, когда ей запретили быть рядом?
После ухода Оленьи, суд все же вынес решение по делу, ради которого собирался. Корабль и все имущество на нем передали истинному владельцу Огелу, сыну Коуна, из рода Фоору. Всем дадгам было приказано покинуть земли клана в течение трех дней от получения вести, запрещалось бывать на землях клана, даже проездом. Если кто из них тайно нарушит границы клана, будет приравнен к душегубам и посажен в яму с крысами. Покинуть пределы клана племя дадгов должно под оком стражи порубежников.
Грег, глава совета старейшин клана, стоял на обочине дороги, провожая взглядом удаляющийся конвой из выселенных и снятых с корабля дадгов.
– Теперь чего делать собираешься? – спросил он у северянина.
– Сперва отыщу могилу брата, кое-кто из ватаги Белека шепнул мне, где искать надобно, – ответил Огел, затем, нахмурив брови, добавил, – ну а далее сам знаешь наши обычаи, пока убийца брата ходит по земле, не будет мне покоя. Дружина решила пойти со мной.
– Что ж сын Коуна, сдается мне, ты нажил себе сильных врагов, – Грег сделал паузу и улыбнулся, – как и новых друзей. В путь, когда собираешься?
– Дня через три-четыре, спешить теперича нам некуда. Пусть люди отдохнут.