Сердар
Шрифт:
– Успокойся, Хамед, – сказал факир, думая, что это обыкновенное расстройство, причиненное страхом. Вдруг падиал вскочил с безумным взглядом, растрепанными волосами, судорожно сжатыми руками и крикнул ужасным голосом:
– Прочь отсюда, факир… уходи! Ты разве не знаешь, что я проклят… Руки мои запачканы кровью моих братьев… Прочь, пишачи! Ракшасы нечистые, прочь! Ко мне! Ко мне! Они начали грызть мои внутренности…
И прежде чем Утсара спохватился, несчастный одним прыжком соскочил на нижнюю ступеньку лестницы и бросился в водоем, обрызгав факира с ног до головы и загасив огонь. Несчастный падиал обезумел от страха…
– Так лучше! – воскликнул Утсара, чуть успокоившись. – Человек
Но он не хотел тонуть в этой грязной воде, а взял кинжал и поднял руку, чтобы нанести себе удар в сердце. Верный слуга, умиравший в эту минуту за великое и благородное дело, которое защищал его господин, не дрожал, принося эту жертву.
Факир знал теперь, что Кишная не проникнет в планы браматмы. Он умирал даже с радостью, уверенный в том, что падиал не скажет больше ни слова…
Рука его была уже готова опуститься. Еще две секунды, и он перестанет жить… Вдруг среди водоема послышалось бульканье и затем донесся голос Дислад-Хамеда, хриплый и глухой, как у пловцов, которые долго пробыли под водой…
Холодная вода, видимо, успокоила падиала. Превосходный пловец, как все индийцы, он инстинктивно задержал дыхание, почувствовав прикосновение воды, и пошел таким образом ко дну, не сознавая, что делает… Опомнившись, он быстро всплыл на поверхность… Он не помнил, что сам бросился в воду, и думал, что случайно упал туда, поскользнувшись на ступеньках. Первые слова его были:
– Ко мне, Утсара!.. Зачем ты погасил огонь, я не знаю, куда плыть.
Факир колебался минуту.
– Где ты? – воскликнул несчастный, и голос его снова начал дрожать от ужаса.
– Зачем помогать человеку, осужденному на смерть? – говорил себе Утсара.
Тут он понял, что не имеет права убеждать падиала умирать, и, когда тот вторично закричал, ответил:
– Сюда, Хамед… лестница должна продолжаться под водой.
Ночной сторож, плывший в противоположную сторону, повернул на голос своего товарища. Он вышел из воды с глубоким вздохом облегчения…
Давно установлено, что человек, избегший один раз смерти, с удвоенной силой стремится к жизни.
– Уф! – сказал он, сделав несколько глубоких вздохов, – скверная смерть, когда тонешь!
– Ты предпочитаешь кинжал? – холодно спросил его факир.
– Я не хочу ни того, ни другого, Утсара! Что ни говори, а мы выйдем отсюда! Я чувствую это…
– В таком случае, так как я не разделяю твоей уверенности, ты останешься здесь один в ожидании чудесной помощи, на которую ты надеешься… Прощай, Хамед!
– Ради самого Неба, остановись, Утсара! Послушай меня, я хочу только сказать тебе одно слово, а там делай что хочешь… Прежде всего дай мне коробку со спичками. Я хочу зажечь огонь и еще раз взглянуть на тебя.
Оба стояли друг против друга, освещенные слабым светом восковой спички.
– Говори, что ты от меня хочешь? – сказал факир. – Только предупреждаю тебя, что я не изменю своего решения.
– Выслушай меня, – продолжал падиал с такой важностью, какой факир никогда не замечал у него. – Ты знаешь, что боги запрещают покушаться на свою жизнь. Божественный Ману, которого ты, кажется, призывал всего минуту назад, наказывает за это преступление тысячью переселений в тела нечистых животных, и только потом ты получаешь вновь человеческий облик.
– Боги не могут осудить человека за желание избежать унижающих его достоинство мук голода. Неужели ты хочешь дождаться той минуты, когда мы, доведенные голодом до безумия, дойдем до бешенства, и один из нас бросится на другого, чтобы насытиться его мясом и кровью?..
– Боги не простят нас, что мы с первого же дня усомнились в их доброте и справедливости. Ты не можешь подождать ни дня, ни даже часа, и ты посмеешь сказать Яме, судье ада [75] , что ты исполнил высшую волю?
75
Яма – бог смерти, первый человек, который, окончив земной путь, стал хранителем мира предков, где души праведников вкушают вечное блаженство. В послеведическую эпоху считался также богом справедливости.
А если он ответит тебе: «Боги хотели только испытать твое мужество. Помощь пришла бы, если бы ты не отчаялся ждать». Послушай, Утсара, что говорит священная книга, и трепещи, что ужасный приговор ее не исполнился на тебе:
«Проведя множество лет в аду, чтобы искупить вину, тот, кто посягнул на свою жизнь, будет приговорен к следующим мукам:
Тысячу раз переродится он в телах пауков, змей, хамелеонов, водяных птиц, злобных вампиров. Затем он пройдет через тело собаки, вепря, осла, верблюда, козла, быка и, наконец, войдет в тело парии». Так говорит Ману… Где же ты видишь, чтобы человеку позволено было убить себя и избежать страданий, посланных ему богами?
Все образование индийцев заключается в знании священных стихов из Вед и Законов Ману [76] , которые их заставляют учить на память с раннего детства.
Факир, так же хорошо знавший эти стихи, как и падиал, глубоко задумался, когда последний напомнил ему их. Слова священной книги всегда производят сильное впечатление на индийцев. После нескольких минут размышлений Утсара отвечал:
– Ты, может быть, и прав. Что ж ты хочешь от меня?
– Чтобы ты вместе со мной терпеливо ждал, взывая к духу, покровителю твоего рода. Я поступлю так же. И если до первых мук голода к нам не придет никакая помощь ни с неба, ни от людей, ну, тогда, клянусь тебе, я первый убью себя на твоих глазах, ибо не думаю, чтобы боги радовались, когда два человека, точно хищные звери, набросятся друг на друга.
76
Веды – древние религиозные гимны, предназначенные для исполнения во время жертвоприношения. Первоначально передавались изустно. В начале I тысячелетия до н.э. были собраны и расположены в определенном порядке. Древнейший из этих сборников – «Ригведа», состоящий из 1028 гимнов, составлен между 1500 и 900 гг. до н.э. Более поздние сборники – «Самаведа», «Яджурведа», «Атхарваведа».
Законы Ману – речь идет о «Книге законов», приписываемой древнему мудрецу Ману. Предполагается, что этот свод составлен в начале н.э. В различных древних легендах Ману выступает то как первый человек, то как первый царь, который записал законы, продиктованные ему всевышним богом Брахмой.
– Пусть так! Я согласен, – отвечал факир, пересиливая себя, – но когда наступит час, вспомни свою клятву.
Вера преобразила падиала. Это был уже не тот человек. Как все слабые и суеверные люди, он не размышлял о безысходности своего положения, а ждал чуда, которое спасет их.
Он глубоко верил в такое чудо, и этого было достаточно, чтобы к нему вернулось мужество, на которое факир, привыкший к его трусости, не считал его способным.
Он хотел ответить своему товарищу, что тот может рассчитывать на его слово, как вдруг остановился в самом начале фразы и так громко вскрикнул от удивления, что факир вздрогнул.