Сердца и медведь
Шрифт:
— Очевидно, недостаточно много, чтобы обеспечить долгую жизнь себе самому… — тихо сказал я.
Игорь Сергеевич вздохнул.
— Оракулы живут, пока верны Ступени. Некоторые жили очень долго. Тот, который был до твоего отца до ухода предвещал целых пятьсот лет. Но присяга Оракула это не просто слова или моральные обязательства. Возвращаясь к людям, Оракул теряет то, что защищало его от старения. И чем дольше служил Оракул, тем короче его человеческая жизнь. Надо сказать, твоему отцу повезло: он сумел подготовиться, и прожил достаточно, чтобы застать тебя в более-менее сознательном возрасте.
Я
Папа… триста лет и Алая ступень… как это всё увязать?! Если контролёр говорит правду, то, получается, он отказался от долгой жизни — ради меня… ради того, чтобы я появился.
Горло перехватило, но я справился. Постарался незаметно проглотить колючий комок…
— Мама знала? — спросил я на всякий случай, хотя уже знал ответ.
— Нет, — Игорь Сергеевич помотал головой, — она бы не поняла… это было опасно для неё.
— Ясно… — ответил я.
— Это ещё не всё, — продолжал контролёр. — Перед тем, как исчезнуть, твой отец совершил куда более серьёзное преступление перед Ступенью. Ему пришло пророчество, но он предпочёл его скрыть.
— Про меня? — спросил я; догадаться было не сложно.
— Верно, — кивнул Игорь Сергеевич, — про тебя. Пророчество было уничтожено. И не могло появиться больше ни у одного оракула, до тех пор, пока этот мишка был с тобой.
Я тяжело вздохнул. Мне очень хотелось взять медведя на руки. Потрогать руками его шерсть, уткнуться в его грудь, вспомнить давно забытый запах…
— Ступень нашла нового оракула? — спросил я, удерживая чувства волей.
— Да. И он довольно быстро повторил пророчество. После этого тебя начали искать. Отец спрятал тебя настолько хорошо, под самым носом у Ступени, что это заняло довольно много времени.
— Если там всё настолько плохо… почему я до сих пор жив? Только из-за моего сердца, да? Потому что оно при мне? Вы не можете найти способ его обойти?
Теперь наступила моя очередь испытующе глядеть в глаза ему. И он не отвёл взгляд.
— Нет, — сказал он, — не только поэтому. Я же говорю, твой случай заставил меня разобраться в этом деле досконально. Там, в Роза-Хуторе я говорил тебе правду: мы планировали использовать тебя. Для этого пришлось детальнее изучить само пророчество и сопоставить с тем, что доходило до нас по официальным каналам от других оракулов. Сделать то же самое, что сделал твой отец до того, как придумать способ тебя защитить.
— Так, а раньше этого нельзя было сделать? До того, как отправлять ко мне убийцу? — спросил я, всё так же глядя ему в глаза.
— Знаешь… когда речь идёт о катаклизмах такого масштаба… о возможной гибели всего мира… тут не приходится выбирать: мы подстраховываемся.
Я сжал челюсти, и это не укрылось от его внимания.
— А ты бы сам как поступил? Гарантированно решить проблему, или рисковать миллиардами жизней? Подумай хорошо.
Я медленно
— Что вы нашли? В пророчестве этом? — спросил я.
— Не ты грозишь этому миру… — сказал контролёр.
Я улыбнулся, чувствуя, что улыбка получилась больше похожей на оскал.
—…но то, что будет рядом с тобой, — закончил он фразу. — Ты можешь привести страшную угрозу. А можешь и не привести. Если тебя… контролировать.
— Это то, что пыталась со мной сделать Юймэй? Контролировать?
— Нет. Они хотели сделать нечто гораздо худшее. В нашей Алой Ступени, насколько я помню, подобные операции запрещены. — Он подался ко мне, опершись на столешницу локтями, — они хотели лишить тебя части сути. Того, что делает тебя особенным. Медведем-шатуном.
Я сглотнул, и снова посмотрел на мишку. Он отлично сохранился. Его шерсть выглядела такой же шелковистой, как я помнил.
— Оракулы тоже могут доставать предметы? — спросил я.
— Нет.
— Тогда откуда отец взял мишку?
— Его взял ты, — улыбнулся он. — Это твоё первое сердце.
У меня внутри что-то сжалось. Откуда-то из глубины памяти всплыла странная картина: старый дом из почерневших брёвен на окраине села, возле кладбища… вечерняя история, рассказанная деревенскими пацанами, про сокровища, которые во время революции под домом зарыла его бывшая хозяйка. И про проклятие, из-за которого его до сих пор не могут достать… я совсем малыш; мир выглядит по-другому, и я верю почти во всё, что слышу… мама постоянного говорила папе, что нужно как можно больше денег, а он зарабатывает мало… а тут — сокровища! Я представлял себе мамины глаза, когда выбирался из дома с наступлением темноты. Было страшно, но добыть настоящее сокровище мне хотелось сильнее. Я представлял его как сундук, набитый украшениями и золотыми монетами — видел в каком-то детском фильме и считал, что все сокровища должны быть такими… дальнейшие воспоминания были совсем смутными: помню сильный испуг. Искрящиеся, как гирлянды, линии. И мишку в руках, с которым вдруг стало совсем не страшно.
Я потянулся к мишке. Контролёр не пытался меня остановить, только смотрел с любопытством.
— Отец знал, кем ты станешь, — сказал он, — и старался тебя защитить и от большого мира, и от твоей судьбы… знаешь, есть ещё одна вещь, которую я должен спросить прежде, чем мы продолжим.
— Слушаю, — ответил я.
Моя ладонь коснулась мягкой шерсти. И на душе сразу стало как-то спокойно. Тесная кабинка подводного аппарата будто расширилась.
— Такие, как он, обычно оставляют инструкции своим наследникам. Ты должен был найти его признание, где он объяснил бы всё и оставил бы указания. Скажи, ты обнаружил его тайник?
Снова тот же внимательный взгляд, к которому я уже начал привыкать.
— Нет, — ответил я. — Но я и не искал, с чего бы мне…
Я хотел сказать, с чего бы мне, простому пацану, искать какое-то наследство кроме того, что мне отец оставил официально, но в этот момент послышался глухой удар. Корпус аппарата затрещал, меня сильно дёрнуло — так, что я больно ударился грудью о столешницу и несколько секунд не мог нормально вдохнуть.
Игорь Сергеевич с неожиданной прытью вскочил с места и был уже возле выхода, когда в помещение влетел Степан.