Сердца первое волнение
Шрифт:
Борис невольно улыбнулся, припомнив, с каким неизмеримо важным выражением на круглом, широком лице говорил Стаська Морозов эти слова.
И потом, припоминая и другие факты, факты обычные и весьма разнохарактерные, внешне как будто ничем не связанные между собой, он все более приходил к мысли о том, что именно все это движение жизни незаметно, непрерывно действовало на него и оставляло в сознании свои отпечатки, и там, как в аккумуляторе, шло накопление какого-то нового душевного качества.
«Наверно, так», — подумал он под конец, и сам себе сказал убежденно:
— Конечно,
«Главное сейчас — решить задачу… Впрочем, что же я ломлюсь в открытую дверь? Сначала нужно площадь медной пластинки выразить в квадратных дециметрах. Конечно, а я куда хватил?»
Борис увидел ясно весь ход решения задачи и с жаром взялся за вычисления. Но долго вычислять он не мог: голова горела и никла, а туман, наполнявший ее, теперь обволакивал все тело.
— Лягу, — решил он. — Видимо, на линии огня мне не выстоять. Утром встану пораньше и доделаю.
Утром он подняться рано не смог, а когда встал, то почувствовал, что все тело его точно избито, повсюду ощущается боль.
— А, ерунда! Так что-нибудь….
Он вошел в класс за минуту до звонка; ребята уткнули носы в книги и скоростным методом — так кто-то сострил, — читали об электролизе. Борис тоже достал физику. Рядом с ним разговаривали девочки.
— Изумительный вечер! — услышал он голос Дины. — Доклад об Антарктиде Яша сделал блестяще. Сразу видно, географию, природу любит. А знаете, девочки, он лучше стал танцевать, — легко, изящно! — Дина взбила свои золотистые колечки. — А что у нас — физика? Девочки! Даже не раскрывала!
— Ты все пела? Это дело! — погрозила ей пальчиком смуглая Таня Ивана. — Впрочем, я — тоже. Если Валентиана спросит, скажу, что больна.
— Прекрасно! — поддержали ее девочки. — Мы последуем твоему примеру.
Вошла Валентина Яковлевна, совсем молодая, белолицая, с доверчивыми глазами девушка, которую ученики между собой звали Валентианой.
— Дина Ваганова, — раскрыла она журнал, — пожалуйста.
— Валентина Яковлевна. Я… не могу… Я больна.
— Что с вами?
— Да кто его знает? — раздумчиво сказала Дина и повела туда-сюда глазами. — По всей вероятности, грипп. Голова… Утром была температура — 39,2.
— Сожалею, — не очень сочувственно ответила учительница. — Садитесь. Таня Ивина.
Таня Ивина, прошептав: «Погибла!», — поднялась и замогильным голосом пролепетала:
— Валентина Яковлевна… я больна… Горло… Ангина…
Валентина Яковлевна внимательно посмотрела на нее, сказала: «Садитесь» — и вызвала Бориса Новикова.
— Надеюсь, вы не больны? — спросила она его. — Эпидемия гриппа и ангины, охватившая класс после танцев, вас не коснулась?
Борис хотел сказать, что чувствует себя неважно, но после того, как несколько человек уже сослались на болезнь, он не мог этого сделать и вышел отвечать.
— Возьмите листочек бумаги, сядьте на первую парту… А вы, Рябинов, идите к доске; пока вы будете рассказывать, Новиков решит задачу № 709.
Дина Ваганова взглянула на Бориса и увидела, что он необычно бледен, а в глазах его — сухой, горячий блеск. Зная, что эта задача трудная, она с тревогой подумала: «Он не справится с ней».
Борис сел за первую парту. Задача была не из легких, но он не испугался: вчера он решал такие же. Решит и сейчас. Только вот безобразие — гудение в голове, тяжесть во всем теле. И почему все предметы в классе расплываются, колышутся? Мысленно он видел ход решения, но тяжелый туман вдруг застилал отдельные звенья в решении; все разрушалось, и надо было начинать сначала. Он пробовал решать и так, и эдак; ерошил волосы, мычал, пыхтел, чтобы заглушить боль; рвал и комкал исписанные листки. Был момент, когда он хотел бросить все и сказать: ставьте «два». Но тут в ушах прозвучало суровое: «Только на линию огня…» — и он снова склонялся над задачей.
Валентина Яковлевна слушала ответ Яши Рябинова; она ходила возле него, исправляла, нервничала:
— Как вы не понимаете таких простых вещей?
Дина следила за Борисом. Ну, ясно, он проваливается. Какое у него дыхание — частое и глубокое. А щеки — из бледных стали красными, воспаленными. Переживает. Необходима помощь — безусловно.
Валентина Яковлевна стучала мелом по доске, указывая Рябинову на его ошибки.
Борис Новиков, напрягая память, хотел во что бы то ни стало найти тот ход решения, который пронесся вчера в его голове. Он закрыл глаза и сидел, покачиваясь и что-то бормоча.
А когда открыл глаза, то увидел, что на его листе лежит голубенький конвертик и рукою Дины выведено: «Б. Новикову». Конечно, это — решение задачи; это она… как и тогда… Взять? Распечатать? Взглянуть — только чуточку? Нет, дудки. На учкоме — стыдил, укорял, а чуть столкнулся с трудностью — и за голубенький конвертик? Лучше двойка — черт с ней! А еще лучше — сделать наперекор всему.
Он швырнул конвертик в парту.
— Садитесь, Рябинов, — услышал он Валентину Яковлевну. — Вы путаете силу тока с напряжением. Если бы вы, пользуясь законом Фарадея, начали с определения силы тока, то пришли бы значительно раньше к правильному выводу.
— Как, как она сказала? — пораженный этим замечанием, чуть слышно воскликнул Борис. — Ведь я же… такую же допускаю ошибку.
Он начал делать все по-другому.
— Новиков, готовы? Пожалуйста, к доске.
— Прежде всего нам необходимо узнать, — начал он торопливо, выйдя к доске, — какова площадь медной пластинки. Это — самое важное, линия огня…
— Что?
— Простите… (Что это я? Обалдел!)
Щеки его пылали.
— Вы здоровы, Новиков?
— Странный вопрос! — возмутился Борис. — Конечно, здоров. Сердце, как дизель… (Зачем это я про сердце?) Количество электричества, отложившееся…
Он довел решение до конца.
— Садитесь. — Валентина Яковлевна снова оглядела Бориса, на этот раз весьма внимательно. — Садитесь. Что-то вы сегодня… В общем — четыре.
Он не слышал, что было еще на уроке, сидел, положив голову на руки, ничего не видя.
В перемену он услышал:
— Боренька! Светлый луч моего существования!
Он почувствовал, как на плечо его легла рука Дины.
— Ты замечательно отвечал. Потрясающе!
И, нагнувшись к самому уху, она спросила озорно: