Сердце Дракона. Том 10
Шрифт:
– Конечно бабушка, помогу, – согласился Хаджар.
Сверкнули темные глаза хозяйки.
– Ты ведь слышал меня путник, – каким-то другим голосом, совсем не тем мягким и теплым, что раньше, произнесла она. – Что это лишь моя просьба, а не цена за ответ.
– Слышал, – кивнул Хаджар. Отставив чашку он поднялся и, выйдя в горницу, огляделся. –Где у вас можно инструменты взять, хозяйка?
Простояв немного, он дождался пока из кухни выйдет бабушка. В руках она держала ящик с молотками, гвоздями самого разного диаметра
– Держи, – она протянула ношу Хадажру. Тот принял и едва не согнулся под общим весом, а бабушке, старенькой созданию, хоть бы что – даже не вспотела, пока несла. – Спрошу тебя, путник. Почему согласился?
– Вы меня от травы спасли, – объяснил Хаджар. – а, даже если и не так, то… мама меня с папой, хозяйка, так воспитали, чтобы на добро отвечать стократным добром, а за зло – десятикратным злом.
Бабушка только улыбнулась.
– Это не так звучит на самом деле, путник.
– М?
– Раньше говорили, на зло – стократным злом, а на добро – десятикратным добром…Да и сейчас, тоже, – она подошла к Хаджару и провела морщинистыми пальцами по щеке. – Хорошая у тебя была мама. И папа, тоже. Не грусти по ним, путник, больше того, что следует. Им сейчас хорошо. Спокойно. Они отдыхают и ждут тебя, но не хотят, чтобы ты приходил. Как и все те, кто покинули нас. Они ждут и молятся, чтобы мы не приходили. Это их и наше испытание. Тех, кто любит.
Хаджар вдруг понял, что по его щекам катятся слезы. А вместе со слезами уходят остатки боли, оставшейся по ушедшим родителям.
– Спасибо, бабушка, – поклонился Хаджар. – я пойду, согреюсь, поработаю.
Глава 924
До самого вечера Хаджар, по пояс раздетый, на морозе, занимался тем, что чинил и правил. Он рубил дрова, которые непонятно откуда взялись на заденем дворе. Затем простой, двуручной пилой, делал из них пусть и плохонькое, но подобие черепицы для кровли.
Взбирался по лестнице, бил молотком по гвоздям, счищал снег и продолжал процедуру по новой.
Затем он смастерил несколько новых ступеней, начал класть их к крыльцу, но потом понял, что это бесполезное занятие и, вооружившись топором, разломал почти полностью лестницу крыльца и основание и заменил их на новые, украсив их той простой резьбой, на которую был способен.
Затем, уже в ночи, под светом звезд, он правил забор. Все это время, что кот, что пес, следили за ним, а бабушка порой выносила во двор горячего отвара, который согревал дышащее паром от работы тело Хаджара.
Наконец, когда он поставил на место последнюю доску в заборе и вырезал на ней несколько символов-оберегов, то уже собирался позвать бабушку, но та стояла позади него.
Справа от неё лежал старый пес, а слева – черный, толстый кот.
Они больше не шипели и не рычали на Хаджара, а воспринимали его спокойно и с миром.
– Обереги? – удивилась
– Чтобы чужие и названные не приходили, – кивнул Хаджар.
– Тоже мама показала?
Хаджар только кивнул. Символы, которым его обучала мать, не было волшебными. Скорее являлись иллюстрации к тем сказкам, которые она рассказывала.
– Что же… судьба, наверное… – прошептала бабушка. – Спасибо, путник, что не просто работу сделал, а от сердца. А то, что делается от сердца, пустым оставаться не должно.
Бабушка наклонилась и зачерпнула в ладонь снег. Она поднесла его к губам и что-то над ним прошептала, а когда расправила то в её руках оказались простые, просторные мужские одежды.
Расправив их, она подкинула их в небо. Вспыхнули звезды на черном бархате вселенной. И их отпечаток остался на одеждах. Из белых, они превратились в темно синие с едва видимыми узорами в виде танцующих звезд.
Затем, разложив их на снегу, она вновь взяла пригоршню снега и кинула её над ними. Поднялась настоящая вьюга, а когда улеглась, то у к звездным узорам добавились белые завихрения – словно ветер дул.
На все это Хаджар смотрел со слегка приоткрытым ртом.
Он чувствовал, что именно это, не то, что делали в Семи Империях и не способности Talesh, именно это и было настоящей магией.
– Возьми, – бабушка протянула одежды Хаджару. – когда придет время, сними свои старые. В них ты отходил половину своей души, путник. Если суждено тебе будет обрести вторую – облачись в эти одежды. Они помогут зажить той ране, что ты нанес себе сам. Ибо эти раны, которые мы сами себе наносим, заживают дольше остальных.
Хаджар уже не сомневался в том, что на опушке леса жила совсем не простая бабушка. Да, и если честно, то, наверное и не бабушка вовсе.
Вряд ли она даже была человеком.
– Спасибо, – Хаджар с поклоном принял дар и, наспех соорудив из серого плаща походный мешок, убрал туда одежды. – Твоя цена бабушка, это…
– Мы ведь с тобой беседуем, путник, – улыбка вновь стала той же, что и прежде. Милой и доброй. – Я назвала свою цену за наш разговор. А все вопросы… ну так, что за беседа, без них – без вопросов.
– Истории? – Хаджар плохо понимал, к чему клонила хозяйка избушки. – Твоя цена, хозяйка, это истории, которые я буду рассказывать до названного срока?
– Не истории, – покачала головой бабушка. – а историю – одну.
– Но какую?
– И не какую, – засмеялась она и Хаджару показалось, что в её смехе он услышал вьюгу. – А чью – нашу историю, путник. Историю тех, кого, однажды, забудут. Но ты, как и те, кто приходил ко мне до и после тебя, будут рассказывать о нас. И люди будут помнить. А пока они будут помнить, мы будем жить. Одни – ждать во тьме, другие – на свету. И люди будут нас искать. И, может, иногда находить. А на беду или на счастье – этого никто не знает.