Сердце дракона
Шрифт:
Клодий был солдатом всю свою жизнь, хорошо разбирался в гладиаторах, но такого – он не видел никогда! Ни в кампаниях, ни на арене! В первый раз он растерялся и промедлил отдать приказ, а потом и вовсе задумался: у него есть приказ посетить Обитель Обретения с конкретной целью сбора информации и доставки ее легату Грецинну, а не спасать монахов, ввязавшихся в драку с неподобающим для священнослужителей пылом. И он знаком показал своим солдатам не вмешиваться…
Собственно, вмешиваться было уже поздно.
Позже, анализируя увиденное, Клодий поймет, что его так поразило.
Бои гладиаторов могут поразить воображение, но гладиатор и обучен прежде всего сражаться красиво, с броскими эффектными приемами, что бы воющий от восторга плебс ушел со стадиона прославляя консула, Республику и устроителя игр, за которого будет голосовать на следующих выборах.
Драконы же и монахи были похожи в том, что все они были обучены не сражаться, а убивать. И убивать эффективно и быстро. Отличие было только в том, что монахи стремились убить, но выжить: братья пытались отступать, искать более выгодную позицию, защитить своих раненых… И попадали под нож ближайшего дракона, совсем не того с которым монах бился последние несколько ударов сердца. Потому что драконы – стремились только убить.
Эта была дикая свора, рвущая добычу, пусть и сопротивляющуюся, огрызающуюся оскаленными клыками… Стая голодных волков. Ошалевшие от драки коты.
Взбесившиеся змеи…
Бой занял времени меньше, чем требуется, что бы о нем прочитать. Тощая стриженная девка, спрыгнувшая на противника откуда-то сверху, оттолкнула от себя уже мертвое тело. Мужчины: худой светловолосый юнец, чуть более старший, но с татуировкой на щеках, парень с косами у висков по вентскому обычаю и еще один с обожженным лицом к этому времени уже вытирали ножи.
Только чернявый, с роскошной шевелюрой, который появился первым, был слегка занят: он держал в захвате еще живого монаха. Того самого, голубоглазого инока, который четвертью часа раньше перемигивался с дочкой трактирщика.
Его рука с оружием была заломлена за спину, и хотя он не мог не понимать после того, что случилось только что, что дракон просто играет с ним, продолжал отчаянно выкручиваться.
Ладная рослая женщина с коротким ежиком слишком светлых – не иначе седых – волос, деловито добила монаха, которого хотел прикрыть парнишка, и бросила приятелю.
– Заканчивай, Скай!
– Э-э нет, Гроза! – раздался густой тягучий
Любовно приникнув к уху своей жертвы, дракон ласково произнес:
– Хороший удар… Правда хороший! Мне понравилось. И ты тоже. Поэтому я даю тебе еще два месяца жизни. Целых два! А потом я приду и съем твое смелое сердечко, которое сейчас так быстро стучит… А еще, передай своему настоятелю, что я, Черный Скай, за ним приду тоже.
Кисть дракона словно погладила юношу по искаженному лицу, но на лбу и щеке немедленно проступила кровь. После чего Черный Скай просто швырнул монашка почти через весь двор. Чудо, что парень так и не выпустил свой кинжал, а еще большее – что сам же на него не напоролся, проехавшись в пыли.
Драконы развернулись, намереваясь уйти уже нормальным способом, когда дракон с вентскими косами пинком выкинул в проход местного мужичка. Тот и не подумал разогнуться, ползая в грязи под ногами безразлично наблюдавших за этим драконов.
Бледный, как самое дорогое полотно, Яррей пытался сдержать лязгающие зубы и заикаясь переводил трибуну. Как становилось понятно, староста деревни молил сильнейших из славных, и славнейших из сильных, могучих, мудрейших, величайших и так далее – молил взять что, либо кого им хочется и оставить деревню в целости.
Оставалось только решить – презирать ли такую феноменальную трусость, или восхищаться самопожертвованием старосты.
– Пшел с дороги! – рявкнула черная девка, замахиваясь ятаганом.
Староста поспешно отполз к плетню, и драконы исчезли, словно растворившись в жарком мареве…
Некоторое время единственным живым на дворе оставался силящийся подняться инок.
Потом все же, жители деревни начали осторожно появляться из своих укрытий, уверившись, что угроза и впрямь миновала. Сгрудившись у изгороди, словно боясь переступить невидимую границу, селяне опасливо косились в строну тел.
По мере того, как отпускал страх, нарастало возбужденное оживление. Пробуждалось не только любопытство, но и тщеславие – визит драконов, чем не повод утереть нос соседям! Возбужденные, взбудораженные люди спешили поделиться друг с другом переживаниями и впечатлениями, обсудить происшествие, предположить возможные последствия. Деревня, только что казавшаяся вымершей – теперь просто кипела.
Приговоренный драконом монашек все еще стоял посреди двора, дико озираясь шальными глазами. Люди старались даже не смотреть в его сторону и обходили кругом, как будто в списке живых его уже не было.
Неизвестно, сколько еще он так стоял бы, но тут спор о том, что делать с трупами, – никому не хотелось связываться с врагами драконов, даже с мертвыми, – перешел на повышенные тона и достиг его слуха. Парень дернулся, утирая с лица кровь и возвращаясь к реальности.
– Я сам… – глухо проговорил он.
Его не сразу услышали.
– Я сам, – повторил монашек громче и настойчивее, и качнулся к селянам.
Ответное молчание становилось невыносимо тягучим. Юноша медленно шел к ним и остановился, когда солидные мужчины едва не отшатнулись от него. Кажется, он начинал кое-что понимать.