Сердце меча
Шрифт:
Констанс попыталась узнать что-нибудь об этом человеке — и с трудом нашла нецеремониальное изображение четырехлетней давности: хрупкий мальчик лет пятнадцати, со светло-пепельными волосами и нежным лицом — серьезным и немного печальным. Этим выражением он был немного похож на Дика, и у Констанс снова заныло сердце — где же ее маленький паладин и что с ним? За жизнь и безопасность Бет она хотя бы могла не волноваться…
История юного императора заставила ее кое о чем призадуматься. Об отце Керета, Аттаре бин Тассе, она знала мало — ей было известно, что этот слабовольный человек полностью управлялся домом Адевайль и первым министром Дормкирком в частности. Потом по каким-то причинам он подпал под влияние Шэйта Фаррана из того же дома Адевайль, но другой его ветви. Потом и Фарран, и Дормкирк были убиты, и Аттар в скором времени оказался полностью в руках дома Кенан, а те заставили его жениться на девице из своего дома, а всех жен из дома Адевайль — перебили. О его детях ей ничего не было известно до этого плена, а оказалось, что один ребенок таки уцелел, и даже был коронован вполне легитимно. Было ему тогда, если Констанс не ошиблась в подсчетах, около четырех лет.
С этим ребенком, равно как и с убийством Дормкирка и дерзким похищением для похорон головы Экхарта Бона, связывали некоего синоби, имя которого, понятное дело, не называлось, а называлось то имя и прикрытие, под которым он тогда работал: Ронан Моргейн, капитан небольшого отряда наемников. Его подвиг расписывался в красках: похищение чудом уцелевшей опальной принцессы Иннаны и ее младенца под вражеским плазменным огнем, доблестная гибель почти всего отряда и тяжелейший ожог, полученный самим капитаном… Историю Империи детские учебники тоже часто представляли смесью боевика и мыльной оперы. Каков же он на самом деле, этот юноша, которого прочат в мужья Бет? И чего можно будет ожидать от этого брака?
Его воспитатель и покровитель Рихард Шнайдер, тайсёгун Рива, занял место командующего Левым Крылом будучи двадцати одного года от роду. Злые языки говорили — из-за того, что Экхарт Бон женился на его сестре, и называли Рихарда «свадебным коммодором». Но они быстро умолкли, когда «свадебный коммодор» блестяще организовал отход сёгунского конвоя с Анзуда, не потеряв ни единого корабля и серьезно подбив при этом посланный в погоню крейсер дома Кенан. После этого сёгуном его избрали почти единогласно, потому что всем стало очевидно: грядет война и на посту сёгуна должен быть военный гений. Бон был шпионом, политиком и дипломатом — но он проиграл, и с его смертью кончилось время пера и началось время меча.
Увы, военные таланты Шнайдера много превышали его политические таланты. Он знал, как взять, и не смог удержать, и из-за этого дом Рива сначала взял Вавилон, а потом проиграл его Империи. На популярности Шнайдера в Доме это, впрочем, не сказалось — Рива все равно боготворили своего лидера. Нет, нельзя сказать, что жизнь на Картаго была простой и легкой — она физически не могла такой быть, потому что межзвездная торговля Дома Рива сильно пострадала в ходе войны и блокады, теперь же (в сравнении с ее объемами довоенных времен) еле тлела. Прежде людьми первого сорта были воины и торговцы — а сейчас из-за нехватки пилотов людьми первого сорта сделались те, кого Рива прежде презирали и называли «пескоедами» за то, что они ковыряются в земле планеты: экологи, терраформисты, работники сельского хозяйства, шахтеры и промышленники. Кланы, которые разрабатывали тяжелые и сверхтяжелые металлы, нанимали пилотов и поднимались наверх, кланы, которые прежде только торговали, или начинали пиратствовать и заниматься контрабандой, или теряли пилотов и опускались вниз. Уровень безработицы в Пещерах Диса и космопорте Лагаш был ужасающим, потому что там сосредоточилось большое количество станционных и корабельных работников, которые брезговали наземным трудом и готовы были наняться хоть к самому дьяволу, лишь бы покинуть планету и снова ощутить себя людьми. Одновременно не хватало рабочих рук, потому что производство собственных гемов Рива резко сократили еще до войны, понадеявшись на ворованные технологии, а из-за войны перейти и них не удалось, и гемов взять было неоткуда. Ясли Пещер Диса не справлялись с воспроизводством, и их начальство било тревогу, что уже подрастает четвертое поколение рабочих гемов, которое надо бы, по правилам технологии, стерилизовать, слишком много врожденных дефектов, много «химерных генов» — но откуда брать новых, если пираты не могут покрыть потребности рынка в рабочих руках? Преодолевая брезгливость, Констанс ознакомилась с ценами на рабов — плодовитая женщина или, как здесь писали, «фертильная матка» ценилась в две с половиной-три тысячи «дрейков», эксклюзивные дзёро — не больше, чем в полторы, квалифицированный рабочий — в восемьсот.
Короче, Картаго была беременна десятками социальных проблем — но при этом никто не возлагал вину на Шнайдера. Бранили бездельников-космоходов, которые сидят на задницах и получают пособие за счет работящих людей; бранили жадных пескоедов, которые жлобятся для тех, кто проливал ради них свою кровь и губил свои корабли, бранили глав тех или иных кланов — сам же Шнайдер выходил чист и незапятнан, и сестра его — тоже.
Констанс знала, что о любви народа к правителю гораздо больше говорят выступления на бесплатных инфоконференциях и сборники анекдотов, нежели официоз — и она ознакомилась с обоими этими источниками, благо на Картаго никаких цензурных ограничений, похоже, не было. На бесплатных инфоконференциях Шнайдера добродушно бранили за то, что он ширяет по всему бывшему вавилонскому сектору со своим Крылом, пиратствует и воюет, а все дела планеты бросил на бабу — то есть, свою сестру Лорел. А еще — за то, что он не торопится вешать тех, кто слишком громко вякает насчет переговоров с Империей и сдачи.
С мнением тех, кто «вякает», Констанс ознакомилась через те же конференции. Похоже, что виселицы они не очень боялись, несмотря на то, что за изменническую пропаганду полагалась именно смертная казнь. Констанс призадумалась. Картаго представляла собой скрытый лагерь, а в скрытом лагере человек, высказывающий оппозиционные настроения, куда менее опасен, чем тот, кто втихомолку предпринимает какие-то шаги для сдачи. В конце концов, люди, высказывавшиеся за прекращение войны и подписание хоть какого, но мира с Империей, никак не могли ни сформировать большинства, ни улететь с планеты. Значит, иметь их под надзором и не трогать было куда лучше, чем начать вешать и загнать в подполье. Шнайдер, если за такой политикой стоял действительно он, поступал далеко не самым глупым образом, хотя, ознакомившись с ситуацией получше, Констанс решила, что тут больше видна рука «Лунного сёгуна», Госпожи Мира, Лорел.
Шнайдером восхищались неподдельно, и даже в анекдотах он представал как… хм, образец мужской доблести во всех ее проявлениях. «Разговаривают Рихард и Лорел. Рихард: „А давай завтра с утра захватим Эдессу?“ Лорел: „С утра захватим Эдессу — а что вечером будем делать?“ Это был один популярный жанр, а второй: „Разговаривают Рихард, Лорел и Солнце. Тейярре: „Я боюсь, друзья мои, что в постели с девственницей у меня случится нестояк“. Лорел: „А что такое „девственница?“ Рихард: „А что такое «нестояк“?“ Короче, любовные приключения Шнайдера были такой же популярной темой, как и его военные подвиги, и, похоже, сам Шнайдер бравировал этим. Констанс снова призадумалась. Она знала, что есть вещи, не зависящие от идеологии, и одна из этих вещей — нравы высшего света. В Империи мало какие шашни крутились «просто так“, без какой бы то ни было подоплеки. Вряд ли невоздержанность Шнайдера имеет причиной только… хм, невоздержанность Шнайдера. Констанс прочитала кое-что о женщинах, с которыми связывали его имя — все это были дамы вдовые либо незамужние, вполне самостоятельные. Констанс подумала и решила, что Шнайдер изо всех сил отделывается от матримониальных посягательств и при том старается не нажить себе врагов. Клан, которому удалось бы женить Шнайдера на своей представительнице, изрядно усилил бы свои позиции. Ребенок Шнайдера… Он почти наверняка бы унаследовал любовь и почитание, изливающиеся сейчас на его отца, и если бы это был сын, то, возможно, он затмил бы юного императора… а если бы это была дочь, то Бет явно утратила бы свои позиции… Но Шнайдер перетаскивает одеяло на Бет, он это делал еще тогда, когда Моро не нашел Бет… интересно, почему.
Но кем вырос этот мальчик, Керет бин Аттар аль-Адевайль, в тени таких людей, как Рихард и Лорел Шнайдер? Такие личности либо подавляют, даже невольно, либо ты загораешься от них как факел от факела. Но на пару «Филипп-Александр» или «Нобунага-Хидэёси» Шнайдер и Керет походили мало. Сколько Констанс ни искала — не могла найти упоминания имени юного Солнца в связи с чем-нибудь, кроме официальных и культовых мероприятий. Похоже, он был чисто церемониальной фигурой.
Значит, Шнайдеры рассматривают Бет как свой инструмент влияния на юного императора? Муж — голова того, что осталось от Вавилона, а жена — шея, которая вертит головой? Что ж, Бет — девочка бойкая, у нее может и получиться…
Придя к такому выводу, Констанс погрустнела. Еще грустней ей было от того, что ничего выяснить о судьбе Дика так и не удавалось. Констанс пыталась осторожно расспрашивать слуг или Джориана — но первые прекрасно умели хранить молчание о делах хозяина, а второй попросту ничего не знал, хоть и напускал на себя важный вид.
Шастар мотался по планете, заручаясь поддержкой старых друзей Нейгала, нигде не проводил больше ночи, пользовался только своим катером, который не останавливал в общественных глайдер-портах и не регистрировал, а потому следов не оставлял.
Решительных действий он не предпринимал, пока не выздоровеет морлок, потому что ему не хотелось действовать без помощника. А сам морлок бил хвостом и рвался в бой, но понимал, что делать ему пока нечего. Шастар оставил его и коса до выздоровления у Кумала Даса из клана Энки, одного из друзей Нейгала, капитана Бессмертных.
Вендетта по законам дома Рива могла быть частной или клановой — и касалась, соответственно, либо двоих (троих, четверых — сколько в эту вендетту были вовлечены, следовало специально оговорить), либо обоих кланов. Поскольку Шастар объявил частную, Моро был не вправе привлекать других синоби и пользоваться своим положением как синоби. Шастар каждый день подключался к инфосети и следил за судебными новостями. Через две недели после смерти Нейгала столичный суд постановил отказать клану Дусс в удовлетворении иска против Морихэя Лесана. Тогда Шастар вздохнул с облегчением (если бы судебная волынка затянулась, пришлось бы погодить с вендеттой) и, как требовал закон, заявил о мести.