Сердце мертвого мира
Шрифт:
Когда подъехали совсем близко, Миэ разглядела на темных с проседью волосах женщины тонкий обруч - темная зелень малахита вперемешку с топазами, на затейливой серебряной ленте. Пожалуй обруч был единственной дорогой вещью в убранстве хозяйки крепости: одежда она была в простое шерстяное платье да длинную тунику на северной белке.
Фьёрн первым поднялся к ней, склонил голову, давая матери благословить себя беззвучной молитвой. Только после этого она взялась говорить.
– Многих лиц я теперь не вижу среди вас, верные моему мужу славные воители, - сказала звучно.
– Сегодня мы почтим павших вином и пивом, споем им песен, да так, чтоб слышно было в Черном царстве Гартиса.
Если жена Берна и впрямь была рхелькой, первые годы в Артуме наверняка дались ей не сладко. А может и много больше.
Воины одобрительно загалдели, кто-то вскинул меч и, подхватив его пример, в воздух взметнулись клинки, топоры, шипастые оголовья палиц. Миэ с тревогой заглянула под полог паланкина - Арэн сонно озирался по сторонам, растревоженный шумом. Под глазами дасирийца который день гнездились синяки, в волосах было полно грязи, а щетина густой порослью расползлась по щекам. Но, не успела Миэ и рта раскрыть, как ее, довольно нахально и торопливо, отодвинула в сторону та самая северянка, которая вилась круг Арэна точно назойливая муха. На взгляд таремки девчонка не отличалась ни красотой, ни умом, и не могла стать подходящей партией для сына дасирийского военачальника второй руки. С другой стороны, насколько помнила волшебница, у Арэна было уже две жены, обе из которых никак не могли удовлетворить потребностей мужчины, полного сил. Неудивительно, что дасириец прицепился к первой же, которая повесилась ему на шею.
После того, как с приветствием было покончено, Фьёрн взял мать по руку и подвел ее к своим гостям. Представил их по очереди, про каждого сказав хоть несколько, но хвалебных слов. Арэн как-то неуверенно потянулся, попытался поклонится, но женщина поспешно остановила его.
– Не стоит славному воину бередить тяжкие раны, чтоб поклоны отбивать слабой женщине.
– Сказано это было мягко, но фальшиво.
– В последние дни мой дом балуют заморские гости.
Женщину звали Сария. И Миэ сразу почувствовала зародившуюся к ней неприязнь. Сария профальшивела насквозь, напомнила таремке шелковую рхельскую сорочку - вроде и ткань та, если пальцами тронуть, и рисунок ладный, а по швам трещит, да линяет от первой встречи с водой. Все они что ли такие, эти рхельцы, размышляла волшебница, пока их вели коридорами крепости. В двух словах Фьёрн рассказал, что раньше здесь был большой замок, больше того, в котором нынче живут Владыки севера. Но после очередного нашествия людоедов, стены поддались, не выдержали натиска. По словам северянина его отец собрал остатки былого каменного великана и сложил из них крепость, которую именовали "Харрог", что означало - Дваждырожденный.
Едва переступив порог, Миэ почувствовала себя пленницей огромного каменного мешка, в котором не нашлось места ни окнам, ни украшениям. Черные стены, украшенные разве что кованными держателями для факелов, дали пристанище паутине и бурому мху. Таремке казалось, что стоит ей только прислониться к камню, как тот мигом остудит ее до самого нутра. Ноги путались, будто почуяв панику хозяйки. Но Миэ кое-как справилась с собой, закрыла рот на замок и пообещала не открывать ее до тех пор, пока не увериться, что никто не следит за ней, и не слушает.
Комнаты им отвели на третьем этаже. Зря таремка тешила себя мыслью, что может хоть в жилых помещениях схоронились уют и тепло. Ей досталась небольшая комната: жесткая
– Мхом они тут что и стелют заместо ковров, - пробубнила себе под нос волшебница, как только дверь за ее спиной закрылась, и женщина осталась одна.
В комнате отыскалась лохань - пузатая и приземистая. Не успела Миэ подумать, что неплохо бы натаскать в нее хоть сколько-то подогретой воды, как в комнату вошла Сария. Миэ удивленно вскинула брови: с какого лиха хозяйка Харрога заявилась к ней? Неужто печется, как бы гостям не вышло неудобств? Миэ скорее поцеловала бы ядовитую гадину, чем поверила в заботу Сарии.
– Я велю прислужникам натаскать тебе воды и развести огонь пожарче, - сказала женщина, едва переступив порог. После внимательно посмотрела на таремку, будто высматривала в ней что-то, но никак не могла разглядеть. И оттого больше прежнего хмурилась.
– Благодарю, - сдержанно ответила Миэ.
– Тоя кожа скоро свербячками покроется, так долго я не приводила себя в порядок.
– Зачем вы тут?
– Резко спросила рхелька.
– Чего ради напросились в гости к моему мужу? Два таремца под крышей моей обители - это слишком.
Миэ показалось, что пока они путешествовали по Северным землям, загибались в сугробах и отбивались от шарашей, Эзершат перевернулся с ног на голову. Таремцы никогда не вели с рхельцами открытой вражды.
– Твой муж пригласил нас принять его гостеприимство, госпожа, - как можно спокойнее ответила волшебница. Любое неосторожное слово неизвестно чем еще обернуться может. Самое время меньше говорить и больше слушать.
Сария вскинула голову, прошлась до стены и замерла там, стоя к гостье спиной. И шуту бестолковому стало бы ясно, что рхельке нечего разглядывать на голых камнях, а спину она показывает в знак неприязни. "К счастью, Сария, мы испытываем по отношению друг к другу равноценные чувства" - мысленно ответила Миэ. В голос же не проронила ни звука, выжидала, каким очередным откровение удивит ее хозяйка Харрога.
– Мой муж задержится до вечера. Вчера приехали важные посланники...
– Сария запнулась, будто поймала себя на словах, говорить которые было пока не время и не место.
– Вечером будет пиршество по этому случаю.
Рхелька обернулась и холодно добавила:
– Вы не задержитесь здесь надолго, чужестранцы.
И вышла, так же стремительно, как пришла. Миэ присела на край кровати, стараясь взять в толк - что бы могли означать слова рхельки. Вернее - что за ними скрывалось. Ведь Сария, как могла доступно, дала понять, что гости мужа ей не желанны. Но с чего бы взяться такой враждебности?
Хотелось отдыха. Всю дорогу к дому Берна Миэ чуть не в голос уговаривала свое тело потерпеть еще немного, пообещала уставшим костям мягкое ложе и теплый очаг, а желудку - горячий еды. А выходит так, что мысли об отдыхе придется держать при себе. О том, чтобы беззаботно отдаться сну подле шипящей гадюки не могло быть и речи.
Однако Сария сдержала свое обещание. Скоро в жаровне уже резвилось пламя, а лохань до половины была набрана горячей водой. Миэ сидела в воде до тех пор, пока не соскребла с кожи всю грязь и не вымыла волосы до полной мягкости. Потом долго чесала их щеткой, а когда закончила - влажные кудри поблескивали в свете огня. Большая часть ее нарядов растерялась на просторах Артума, но одно платье удалось спасти. И хоть в былые времена она никогда бы не одела его по случаю пиршества, альтернативой ему стал походный костюм.