Сердце негодяя
Шрифт:
— Да, — подвел печальный итог Леви, — тут-то я и понял, что мы влипли. Я такие штуки и раньше видел. Когда в городе появляется наемный убийца, тут уж ничего хорошего не жди.
Кэйди Макгилл всегда устраивала себе выходной по пятницам после полудня. А в последнее время, когда наступили долгие погожие, в ярком золоте света весенние дни, она стала брать напрокат легкую двуколку и совершать одинокие прогулки на старую ферму Расселлов.
Добравшись до места, распрягала лошадь и оставляла ее попастись, а сама отправлялась бродить по заглохшему саду. Она часто останавливалась, проводила рукой по растрескавшейся коре одичалых яблоневых, грушевых деревьев и шла дальше. В диких цветах,
Она подходила к дому и, прижавшись носом к волнистому стеклу входной двери, начинала мечтать о том, что делала бы сейчас, принадлежи это место ей. Может, сидела бы в гостиной (от дверей просторная комната виднелась лишь на четверть) и пила послеполуденную чашку чаю, листала бы каталог семян и подбирала растения для своего сада. А может, читала бы книжку — какой-нибудь роман, ничего серьезного! — потягивая холодный лимонад из запотевшего стакана. М-м-м… нет, только не в такой чудесный день, как сегодня. В такой день она пошла бы сажать цветы или помогать рабочим в фруктовом саду. Да, у нее было бы двое наемных рабочих, может быть, даже трое, если бы финансы позволили. Но Кэйди, даже грезя наяву, оказалась достаточно практичной, чтобы учесть в своих мечтах по крайней мере двух платных садовников.
«Le Coeur au Coquin». «Сердце бродяги». Тридцать лет назад, когда войны с индейцами, которых именовали племенем бродяг, закончились, семья Расселл именно так назвала свои три сотни акров [2] садов и пастбищ на крутом берегу реки. Теперь для людей это место было просто Речной фермой: мудреное французское название не по зубам простым жителям Орегона. Но Кэйди нравились оба имени: иногда она засыпала, шепча их и воображая себя на берегу Бродяжьей реки: будто стоит и смотрит, как сине-зеленые воды бушуют в крутых склонах каньона. Еечасть реки. Ее сад. Ее темные холмы и зеленые пастбища.
2
Примерно 122 гектара.
Что ж, может быть. Когда-нибудь. Если все пойдет как надо. Но сейчас пора было возвращаться домой. Похоже, на западе собирался дождь, к тому же ее еще ждали дела.
Она впрягла серую кобылу в двуколку и развернула ее, размышляя о последнем предложении Мерла Уайли выкупить у нее салун. Если добавить эту сумму к тому, что она отложила на черный день, возможно, ей хватит на покупку Речной фермы… Но больше уже ни на что не останется, а ведь поместье еще надо привести в порядок, чтобы оно приносило доход.
И вообще, к чему все эти раздумья? Пусть Уайли треснет, пусть его на части разорвет, пусть поцелует ее в зад прежде, чем она продаст ему хотя бы пивную кружку! Ну почему этот единственный человек, который мог бы помочь ей осуществить заветную мечту, оказался ее заклятым врагом? Бывают же на свете такие забавные совпадения. Только вот над Кэйди жизнь подшучивает что-то уж больно часто. Пора бы уже оставить ее в покое. Давно пора.
Хотя по нынешним временам ей вообще-то грех жаловаться. Не то что раньше. Можно даже сказать, что она добилась успеха (это если взглянуть со стороны). У нее несколько хороших друзей, свой дом, свое дело. Черт возьми, у нее есть даже золотой рудник! Кэйди улыбнулась, проезжая мимо изрытого ухабами и заросшего бурьяном поворота на шахту «Семь долларов» — второй подарок, когда-либо полученный ею от мужчины. Нет, третий, если учесть татуировку.
«Заткнись, Кэйди Макгилл, и перестань себя жалеть. Если бы не мистер Шлегель, у тебя вообще ничего бы не было». Она напоминала себе об этом всякий раз, когда окружающие мужчины начинали действовать ей на нервы. В последнее время такое случалось с ней довольно
Еще больше она помрачнела, когда проезжала мимо въезда на прииск «Радуга». Дорога к шахте Мерла Уайли не выглядела заброшенной и не заросла бурьяном; его рудник в отличие от ее собственного не истощился. А это само по себе доказывало, что в мире нет справедливости. Всевышний не должен был допустить, чтобы святой человек Густав Шлегель сошел в могилу, а такая никчемная крыса, как Мерл Уайли, продолжала бы тем временем добывать золото. Мистер Шлегель должен был бы жить припеваючи и владеть салуном «Приют бродяги». И таскать золото ведрами из своего рудника. Ну а кем стала бы сама Кэйди в этом случае? Его любовницей? А может, к этому времени уже женой? Ни в той, ни в другой роли Кэйди представить себя не могла, хотя об одной из них часто мечтала, пока мистер Шлегель был жив.
Но что теперь толку пережевывать воспоминания? На них далеко не уедешь. Сколько ни бейся, прошлое уже не изменишь и не вернешь. Правда, будущее тоже не сулило особых радостей, но о нем хоть иногда помечтать можно! Для Кэйди идеальная картина будущего всегда рисовалась в образе заброшенной фермы с фруктовым садом в долине Бродяжьей реки.
Джесс едва не спалил себе штаны, раскуривая одну из своих проклятых черных самокруток. Он сидел в кресле-качалке на красном балконе своей комнаты, изображая, как и было задумано, отъявленного негодяя, наемного стрелка-убийцу, нарушителя закона, по которому плачет виселица, когда на колени ему вдруг упал столбик докрасна раскаленного пепла в полдюйма высотой. Трудно выглядеть грозой прерий, подскакивая на месте и хлопая себя по причинным местам. Хорошо еще, что никто его не застукал за этим занятием! Это само по себе можно считать чудом, так как с первой минуты его появления в Парадизе добропорядочные граждане только тем и занимались, что глазели на него.
Ему понравился Парадиз. На первый взгляд — ничего особенного, но это еще ни о чем не говорило. Такие городки, выросшие вокруг золотых приисков, внешне, как правило, ничем не примечательны. Однако Джесс не сомневался, что на пыльных, изборожденных глубокими колеями улицах валяются невидимые простому глазу большие деньги. Они лежали в глубоких карманах грубоватых на вид прохожих, топавших по деревянным тротуарам. Горы денег прятались за желтым кирпичным фасадом «Первого торгового банка и Трастовой компании». Такому предприимчивому парню, как он, оставалось лишь терпеливо дожидаться, пока эти капиталы не свалятся прямо ему в руки.
Тук-тук-тук.
Кто-то легок на помине! Джесс разогнулся в два приема и не спеша поднялся с кресла на случай, если бы кому-то вздумалось за ним понаблюдать. В его положении главное — не суетиться.
— Мистер Голт? — промямлил кто-то из-за двери. — Можно с вами поговорить, мистер Голт?
Застегивая на поясе ремень с кобурой, до этого переброшенный через столбик кровати, Джесс ответил своим патентованным леденящим душу шепотом:
— Не заперто.
Стук повторился.
— Мистер Голт?
Да, грозный шепот, конечно, хорошо, но у каждого патентованного средства свои недостатки. Прочистив горло кашлем, Джесс рявкнул:
— Открыто!
Ручка повернулась, и дверь приотворилась на дюйм. На два дюйма, три, четыре. Джессу надоело ждать, он рванул дверь на себя, и в комнату ввалился, едва не рухнув на пороге, кривоногий рыжеволосый субъект, от которого несло, как от околевшего бизона.
— Не стреляйте, я безоружен! — прокричал он, вскинув обе руки.
Телосложением он напоминал местную тягловую лошадку — низкорослый и коренастый, — но костюма не менял, наверное, последние года полтора-два. Не слишком многообещающая наружность, но Джесс давно уже усвоил, что счастливый случай может появиться в самом неожиданном обличье.