Сердце орка
Шрифт:
– Господин Вандер, – с укоризной и в то же время с улыбкой ответил Пар Салви. Он уже надевал свой плащ. – За столько-то лет могли бы узнать меня лучше…
– Так я… – смутился Вандер Ганн… – А что не так, господин Салви?
Господин…
Пар Салви никак не мог решить для себя, чем является это слово: титулом, признаком сословия, маркером принадлежности к светлым расам или просто глупой приставкой к имени для важности. Он спокойно обращался так к другим, но чувствовал себя неуютно, когда господином называли его самого.
– Ничего, –
– Но господин Салви, – умоляюще простонал Вандер Ганн.
– Хорошо, – Салви развернулся возле двери и кивнул коллеге. – Скажу, что не так. Но только при условии, что вы перестанете обращаться ко мне словом «господин».
– Конечно, конечно, – словно что-то припоминая, закивал головой господин Вандер.
– Вам стоило бы запомнить, что у меня никогда нет мнения, виновен подсудимый или нет. Это я всегда оставляю для судьи. Почему суд настаивает на моем присутствии? Вот это вопрос.
Пар Салви подмигнул коллеге. Тот открыл было рот, но Салви многозначительно поднял палец.
– Мне пора, господин Вандер. Заседание вот-вот начнется. Позже обсудим это, если будет желание.
– Конечно-конечно, – снова закивал Вандер Ганн. – И я учту на будущее. Ну, насчет неважно: виновен или невиновен.
Пар Салви усмехнулся и покинул офис. Он знал, что господин Вандер обязательно забудет о своем обещании, равно как и о неоднократных заверениях не называть его господином.
Здание суда стояло по соседству с его офисом, и уже через пять минут он оказался в просторном зале. Судейский стол громоздился перед рядами скамеек. А чуть сбоку стояла клетка для обвиняемых.
Салви уселся на самой дальней скамье, чтобы видеть все происходящее. Если не считать обязательных лиц, таких как судья, обвинитель, адвокат, секретарь, пара жандармов, ну и, конечно, самих обвиняемых, то присутствующих было очень мало.
Фактически это была одна пожилая женщина и мужчина лет тридцати пяти. Он был излишне упитан, очень неопрятен и сильно взволнован. Пар Салви сразу понял: эти двое – пострадавшие, Иветта Березовая и ее сын, господин Бобкинс.
Деревянный молоточек трижды ударил по деревянной подставке. Он был в руках довольно старого эльфа. На его голове сидела увенчанная четырехугольником шляпа. Все устремили свои взоры на судью.
– Тишина, тишина, – гнусаво и нудно проговорил тот, не удосужившись убедиться, что никакого шума в зале не было. Все смиренно находились на своих местах. Даже подсудимые, представители грязных рас, не пытались протестовать.
– Итак, – продолжил судья, опуская молоточек и пялясь в папку с бумагами. – Начинаем рассмотрение дела о краже драгоценностей на сумму в сто пятьдесят тысяч золотых каррентов.
Как это часто бывает, сумму ущерба составляли обвинитель и пострадавшие. На практике, когда защита требовала пересчета ущерба, тот оказывался значительно скромнее. Но адвокат не оспорил сумму ущерба. Да и зачем? Жалование старичка не зависело от успеха. А подзащитные,
Орчиха выглядела отрешенно и, скорее всего, догадывалась об их незавидной судьбе. Физиономия гоблина была непонятной. Пар Салви решил, что тот, вероятно, слишком глуп, чтобы осознавать их шансы. Невольно вспомнились слова Вандер Ганна: «Орчиха и гоблин виновны. Думаю, во время процесса они захотят спасти свои шкуры. Признаются, где прячут или куда сбыли остальное. Но вы же знаете… Виселицы им не избежать… За такое и человека могут вздернуть, а тут… рабы…»
Ну да. С последним не поспоришь. Но вот насчет виновности… Скорее эти двое не преступники, а козлы отпущения.
Но Пар Салви воспринимал это как данность. Они обвиняемые. Идет суд. Если их признают виновными, значит, они преступники. И тогда он проследит, чтобы назначенное наказание было исполнено.
Тем временем господин Бобкинс мялся, затрудняясь ответить на вопрос судьи.
– Эммм… Я просто… А что вы спросили, еще раз?
– Как вы поняли, что подсудимая причастна к похищению драгоценностей?
– Я… – Тот снова замялся. – Я не помню в точности.
– Не помните? – удивился судья.
– Потому что этого не было! – выкрикнула орчиха. Она с ненавистью смотрела на господина Бобкинса.
Их адвокат зашикал на нее, пытаясь унять. Гоблин тоже посмотрел на нее умоляюще.
– Я вспомнил! – воскликнул господин Бобкинс. – Я же видел ее с драгоценностями.
– С какими именно? – уточнил прокурор.
– Эээмммм… – Бобкинс опять затруднился ответить с ходу.
– Тот самый красный рубин, с которым ее и этого гоблина взяли? – подсказал прокурор.
– Да, – закивал Бобкинс. – Точно, рубин.
По ходу процесса в зале появился еще один посетитель. Это была эльфийка лет шестнадцати. Она плюхнулась в первом ряду скамьи.
Пар Салви полистал бумаги и пришел к выводу, что это могла быть только Ригина, дочь чрезмерно богатой четы Навлов. Вероятно, сами Грэгор и Лиана не захотели присутствовать в таком неприятном деле, но судьба их раба не была им безразлична. Собственность все-таки.
– У защиты будут вопросы к свидетелю? – спросил судья, когда обвинитель оставил господина Бобкинса в покое.
У Пар Салви были бы вопросы, причем много. Скорее всего, большая их часть загнала бы толстячка в глубокий тупик, и ему пришлось бы отчаянно лгать. Это, в свою очередь, породило бы волну новых, еще более неудобных вопросов и могло бы подвести к вопросам судью.
– У защиты нет вопросов, – заявил старик с пенсне.
Орчиха зыркнула на него весьма неприязненно. Гоблин тоже бросил обеспокоенный взгляд.
«Орчиха и гоблин виновны», – опять всплыло в мозгу Пар Салви.
Он погнал прочь слова коллеги. Он не знает, виновны они или нет, и не будет знать даже после приговора. Он будет знать только одно: этот приговор будет подлежать исполнению. Вот это и есть его ответственность.