Сердце пламени

Глава 1

Исландия, 1880

— Вот, папа, — пробормотала Фрейя, поднося дымящуюся чашку отвара к губам отца, — может, это тебя согреет?

Отец глотнул водянистую похлебку и попытался наощупь прикрыть ладонь дочери дрожащими руками. Его голубые глаза были пусты.

— Так вкусно, Фрейя! Суп удался на славу.

Фрейя улыбнулась, хоть он и не мог видеть ее лица. В горле запекло.

— Спасибо,

В похлебке было больше овощей, чем ягнятины, а воды и того пуще, но отец пытался щадить ее чувства, и от этой мысли Фрейя ссутулилась. Зима была такой долгой, голодной, бури следовали одна за другой. Деньги подходили к концу, сокращалась и крохотная отара овец. Фрейя не могла заколоть еще одного ягненка ради наваристой похлебки.

Отец закашлялся, сухой отрывистый кашель изводил его всю зиму. Фрейя схватила тряпицу и обтерла щеки больного. Иногда она сомневалась, доживет ли он до следующей зимы.

Фрейя задрожала и почти задохнулась, но безжалостно придушила чувство в зародыше. Что толку плакать. Сейчас папа с ней. Будущее подождет.

— Как там в деревне? — спросил отец. — Повидала сына Ингмара?

Даже если и повидала бы, Бенедикт все одно не испытывал к ней интерес, по крайней мере, уважительный. Он уже намекал, что мог бы подкинуть пару монет, дабы их кладовая не опустела до наступления весны. Однако рассказать об этом отцу значило свести его в могилу. Фрейя не собиралась втягивать отца. Принимая во внимание его ослабевшее здоровье, подходящие к концу запасы и ее разноцветные глаза, надежды на пристойный брак тоже не оставалось.

— Наверно, он был очень занят, — ответила Фрейя, пожала руку отца и поднялась. Собрав глиняные горшочки, она пересекла кухню. — Ему же надо управлять всеми своими землями.

Некоторые из этих земель раньше принадлежали ее семье. Фрейя вынуждена была продать их, когда отец ослеп и уже не мог обрабатывать участок. Она старалась как могла, но уход за больным занимал слишком много времени.

Ставни хлопнули от порыва ветра. Сквозь окно Фрейя увидела, что на горизонте кипят огромные грозовые тучи. Буря идет с севера, а значит, неизбежно принесет поцелуй арктических ветров. Фрейя уже чуяла его костями, это покалывание под кожей, словно нечто связывало ее с бурей в единое целое. Скоро грянет могучий ураган, что уже прокладывает путь меж горами, защищающими маленькую ферму, и доберется сюда к утру. Она знала это, улавливала неким необъяснимым шестым чувством.

В это время года почти вся Исландия ежилась от жуткого холода, но вокруг Акурейри было чуть теплее. Очень уж удачно сошлись береговая линия, утесы и горы. Жили они, конечно, на отшибе. До Рейкьявика было добираться день на лодке, а по суше и того дольше, если бы кто-то отважился на подобное путешествие.

— Надо загнать овец, — сказала Фрейя, глядя на тускло-серые надвигающиеся тучи. Вдалеке сверкнула молния. — Буря приближается.

— Только осторожно, — напутствовал отец, кутаясь в шаль и снова кашляя. — Не задерживайся.

— Не буду, папа.

— И возьми с собой Локи.

Фрейя покосилась на небольшой пушистый клубок белого меха, что свернулся у ног отца.

— Идем!

Маленький песец зевнул, очевидно не желая двигаться с места. Еще один голодный рот, который она была не в силах прокормить, но и вышвырнуть за дверь тоже не могла. Он прибился к ним еще лисенком.

Фрейя нахмурилась и потянулась внутренней силой, вступив со зверьком в некую связь. «Идем».

Локи вскочил на ноги и встряхнулся, распушив длинную белую шерсть. Уже прорастала летняя шубка, потемнее. Еще неделя или две, и весь зимний мех вылиняет. Песец проворно подпрыгнул и молнией проскочил под юбками, почти сбив Фрейю с ног.

— Доиграешься, сделаю из тебя меховую муфточку! — пригрозила Фрейя, но зверек не обратил на нее ровно никакого внимания и заскребся в дверь, отлично понимая, что ему ничего не грозит.

Фрейя пробиралась через двор, путаясь в подоле. Было почти пять пополудни, вечерело. В деревне почти все мужчины уже сидели в таверне, трепались и смеялись под дымной завесой, а их добрые жены приглядывали за детьми и укладывали тех спать.

Здесь же все было иначе. Фрейя выросла на этих изрезанных склонах под нависающей глыбой вулкана Крабла. Сейчас дымок, что постоянно курился над вершиной, почти сливался с сизыми тучами.

И все же его присутствие было куда как ощутимо. Фрейя перекрестилась.

— Благословенный отец, храни нас, — пробормотала она, рассматривая горы. — Пусть дреки спокойно проспит еще одну ночь.

Крохотная отара овец, казалось, чуяла зловещее приближение бури, животные сгрудились у плетеной ограды, блея и просясь в маленький сарай. Два снежно-белых ягненка с черными отметинами выглядывали из-под старой овцы. Несмотря на мрачное настроение, Фрейя не удержалась от улыбки.

Локи внимательно наблюдал за овцами, облизываясь тонким розовым язычком. «Не смей». Она отправила ему мысль, и песец послушно сел, бросив на нее притворный многострадальный взгляд.

Загнать отару в сарай и развести по стойлам не составило особого труда. Ботинки Фрейи шаркали по тонкой соломе, воздух внутри был неподвижным и затхлым. Одно стойло осталось пустым, и Фрейя поспешила наружу, чтобы забрать старого потрепанного барана из отдельного загона.

Она споткнулась, Локи испуганно взвизгнул. Небо уже сильно потемнело, брызнули крупные увесистые капли дождя. Одна из них обожгла щеку, словно ледяная пуля, ветер взметнул юбки и шаль. Длинная белокурая коса шлепнула по лицу. Шепот бури пронзил Фрейю, воспламенив лихорадочное возбуждение, сердце застучало быстрее. В такие минуты она чувствовала себя наиболее живой.

— Генрик! — позвала Фрейя; очередной порыв ветра сорвал слово с губ и унес вдаль. Загон был пуст, хотя нет, не совсем. Баран жался к стене, упрямо наклонив голову, словно бодался с ветром.

— Ах ты, глупая скотина, — проворчала Фрейя, подхватила юбки и стала перелезать через забор. Локи опрометью запрыгнул внутрь и вцепился в подол, почти опрокинув хозяйку на себя.

— А чтоб тебя! — воскликнула Фрейя, пытаясь стряхнуть зверька. От внезапного порыва ветра, обдавшего лицо колючим дождем, перехватило дыхание. — Ты хочешь, чтобы я насквозь промокла? Вот заболею, и будешь сам себе ужин искать!