Сердце полуночи

Кинг Джордж Роберт

За стеной был разбит ухоженный и красивый парк. Даже в ночной темноте он был похож на волшебное сновидение. Вымощенные каменными плитами дорожки петляли между деревьями и кустарниками, которым ножницы садовника придали форму высоких конусов, цилиндров и шаров. В серебристо-жемчужном лунном сиянии сад казался безмятежно спокойным, словно и он замер во сне. За садом, словно гора с темными пятнами слюды, виднелась усадьба.

– Куда он идет? – шепотом спросил самого себя Торис.

Казимир пробирался вдоль живой изгороди, которая росла параллельно садовой ограде. Торис слегка отдышался и снова возобновил преследование, не забывая поглядывать в сторону кустов, ища место,

где он мог бы укрыться, если Казимиру придет в голову оглядеться. Тот по-прежнему не оборачивался. Так и не посмотрев в его сторону, Казимир повернул и пошел по извилистой дорожке, которая вела к широким перилам из желтого известняка.

Перила огораживали площадку, обрывающуюся в глубокую пропасть.

Казимир добрался до перил и уселся на них. Ноги он перекинул на противоположную сторону, так что они свешивались в пустоту, и Торис почувствовал, как при виде этой картины у него перехватило дыхание.

Взгляд Казимира был устремлен вдаль, где горизонт обрамляли угрюмые леса и вересковые пустоши. Увидев, что его товарищ никуда не спешит, Торис замедлил шаг, не желая испугать друга и не собираясь раньше времени обнаруживать свое присутствие. Нервная дрожь снова стала одолевать его, и он присел за кустом, подстриженным в форме шара. Мысли о том, для чего Казимир забрался сюда, не давали ему покоя.

Тихая мелодия достигла его слуха. Сначала она стала громче, потом затихла, но вскоре зазвучала вновь. Казимир пел “Мору” – один из эпических гимнов Гармонии, однако эта была самая мрачная “Моpa”, которую часто исполняли на похоронах и во время траурных процессий.

И з чрева жизни нас извлечь,П ридет Ночная Повитуха,К оснутся наших влас и плечЕ е недрогнувшие рукиБ лестит в ее ладони нож,С труится креп фатою чернойМ ы возвращаемся домойВ могилы, склепы, катакомбыВ о тьму уходит Менестрель,Б огатый дом отдав покорно,К ак Повитуху ни молил -Т ропой судьбы шагает скорбноК орчмарь усталый на покойС пешит от бочек и от кружекВ змахнет старуха простыней -П усть спит и ни о чем не тужит.И дева чистя спешитИз рук ее испить напиток,И Повитуха не скорбит,Ч то жизни яд до дно не выпит.И страж, что на стене стоит,Все ждет ее, как час рассветный.Она подносит горький мед -Страж мертвый спит, и град падетТ ак все уйдем из жизни сей,К то в лучший мир, кто в мир, что хуже,И пуповину рассечетН ож той, что Смерти верно служит.

Торис внимательно слушал и даже приложил руку к уху, чтобы не пропустить ни слова. Песня Казимира медленно плыла в воздухе, смешиваясь с дуновениями легкого ветерка. Его голос всегда был красив и мелодичен, однако сегодня у Ториса по спине бегали мурашки и на лбу выступал холодный пот.

Казимир шевельнулся на каменных перилах. Поднявшись на ноги, он встал на них во весь рост. Руки он поднял над головой, словно сдаваясь какому-то невидимому врагу. Голова юноши запрокинулась, и он уставился в темное беззвездное небо.

– Будьте вы прокляты! – гневный крик его словно гром раскатился по ущелью внизу. – Всю жизнь вы преследовали меня! О Боги, как же я вас ненавижу!

Сердце Ториса глухо бухнуло в ушах, а подбородок испуганно задрожал. Выбравшись из своего укрытия, он шагнул дальше по дорожке, приближаясь к краю утеса. Выложенная каменной плиткой тропа была холодна, и Торис почувствовал, как у него заломило колени. Черные волосы Казимира отчетливо виднелись на фоне синевато-серого ночного неба.

– Что с тобой, Казимир? – испуганно спросил юноша.

– Торис? – ахнул Казимир, не оборачиваясь.

– Что ты тут делаешь, Кас?

– Готовлюсь прыгнуть, устало объяснил его друг.

Почему? Из-за Верховного Мейстерзингера Кляуса?

– Прощай, Торис.

Казимир шагнул вперед и сорвался вниз.

Торис сдавленно пискнул и рванулся к перилам. Казимир камнем летел вниз, плавно переворачиваясь в полете. Он не кричал, не пытался за что нибудь ухватиться, а падал в полном молчании, держа тело совершенно прямо, словно попавшая в водопад щепка.

– Не-е-е-е-т! – отчаянно закричал Торис.

Стена утеса эхом отозвалась на его крик, и он на мгновение задумался, слышал ли его Казимир. На мгновение ему показалось, что падающее тело слегка изменило свою форму, превратившись во что-то непонятное и пугающее. Тогда он заморгал и протер глаза.

Казимир ударился о выступ скалы. Раздался громкий треск, словно в лесу, когда буря ломает сучья деревьев. Крошечная фигурка закувыркалась, завертелась, но падение ее не остановилось. Еще через мгновение она скрылась из вида за еще одним скальным выступом, и со дна пропасти донесся тупой, чавкающий звук.

Торис попятился от края утеса, дыша часто и едва хватая воздух ртом. Он почти не мог стоять на ногах, колени его подгибались, а мускулы дрожали крупной дрожью. Он упал на шелковистую траву, мокрую от ледяной росы, и закрыл глаза. В мозгу его было пусто-пусто, только одна мысль, не переставая, звучала в голове мальчика: “Казимир умер, Казимир умер, Казимира больше нет…” Дрожащими руками он закрыл лицо. Ему бьло так плохо, что он ничего больше не видел и не понимал, а внутренности его собрались в тугой узел и никак не хотели развязываться.

Оступаясь и падая, Торис торопливо спускался по тропе, ведущей вниз с вершины Саут-Хилла, неуверенно хватаясь на бегу за кусты, ветви деревьев и выступы валунов, окаймлявших тропу. От этого его пухлые руки покрылись глубокими царапинами и ссадинами. Наконец он достиг основания горы и остановился, задыхаясь и выбившись из сил.

Казимир лежал на вершине огромной каменной глыбы.

– Боги, о Боги! – бормотал Казимир в отчаянии заломив руки.

Несколько столетий назад каменная глыба эта, должно быть, сорвалась с вершины утеса и упала сюда. Ее плоская вершина и скошенные края превратили ее в естественный дольмен, идеально подходящий для мертвого тела.

"Казимир умер, Казимир умер, Казимира больше нет…”

Торис смотрел на распростертое тело, пока глаза его не заболели от слез, ручьями стекавших по его щекам. Он хотел подбежать к Казимиру, но ноги его словно свинцом налились. Не мог он и отвернуться от неподвижного тела.

И конечно, там была кровь, очень много крови. Грубая туника Казимира вся пропиталась кровью из многочисленных ран, причиненных двумя ударами – сначала о выступ скалы, потом о каменную глыбу. Голова безвольно запрокинулась, глаза были закрыты, словно Казимир уснул, а губы и подбородок были покрыты кровью.