Сердце Проклятого
Шрифт:
— Не вижу. Так, чтобы за ними кто-то шел… Не вижу.
Старший нажал кнопку вызова на мобильном.
— Видим туристов, — негромко произнес он в микрофон. — Готовимся к встрече. Установки те же?
— Да, — отозвались из штаб-квартиры. — Можете звонить.
Старший повесил трубку и снова набрал номер на клавиатуре мобильного, на этот раз другой.
Телефон в руке профессора Каца сыграл знакомую всему миру мелодию «nokia tunes».
— Да.
— Мы видим вас, профессор.
Рувим подал знак Арин — не спешить, идти медленнее.
— А мы вас пока нет…
— Черный
— Ага. Вижу.
— Мы не будем выходить из машины. Идите в нашем направлении и садитесь на заднее сидение.
— Понял.
— Эффективный маскарад, профессор.
— Не очень, если вы нас узнали.
— Идите к машине. Ждем.
— Похоже, что нам начало везти, — сказал Рувим Кац своей ассистентке. — Через сто метров мы вздохнем свободно. Возможно, что у нас будут неприятности, но мы будем среди своих. И нас не убьют.
Он улыбнулся.
— Но я бы советовал не расслабляться. Сто метров — это целых сто метров. Пошли, девочка моя?
Ближе к стоянке такси толпа поредела.
Туристы шли смотреть достопримечательности Старого города, профессор и Арин — пробирались в противоположную. Идти стало удобнее, но появилось такое ощущение незащищенности, что хотелось спрятаться и замереть, повизгивая. Рувим готов был дать голову на отсечение, что помимо экипажа присланной Дихтером машины, за ними наблюдают с явной недоброжелательностью совсем другие люди. Идти по улице с оружием наизготовку нельзя. Это военные в Израиле привычно расхаживают с автоматами на плече, не вызывая ни паники, ни вопросов. Пистолет в руке гражданского — однозначная угроза. Кому сейчас нужны крики и паника? Главная задача ближайшего часа — тихо испариться. Личное слово Ави Дихтера защитит их от неожиданностей до того, как они докажут свою невиновность. А «Шабак» все своей мощью прикроет от идущих следом убийц. Еще полсотни шагов… Ну же!
В «гелендвагене» зазвонил пелефон. Лысоватый поднял трубку, молча послушал собеседника и сунул аппарат в бардачок.
— Они рядом, — сообщил он своей команде. — Внимательно смотрите. Они идут из Старого города. Только что связывались с машиной «Шабака».
— Я их вижу, — ухмыльнулся седой.
— Где? — Лысоватый встрепенулся и закрутил головой.
— Проходят мимо ограждения…
— И я теперь вижу, — ухмылка на лице водителя была торжествующей, словно он выиграл в лотерею кругленькую сумму. — Вот же они!
— Есть, — сказал Лысоватый. — По моей команде…
Залязгали затворы.
— Пошли!
Арабы вывалились из джипа синхронно, словно репетировали выход не раз. В принципе, так оно и было. Эта четверка проводила не первую, не вторую и даже не третью силовую акцию. Новичком среди был только водитель, он ходил с ними до того лишь дважды, и потому не до конца вписывался в коллектив, остальные члены которого понимали друг друга без слов — шофер, который работал с ними до того, получил пулю в легкое и временно выпал из обоймы.
Ствол вдоль ноги — так оружие видно меньшему количеству людей. Ровно через пять секунд никто не будет прятаться. Двое — по проезжей части, Седой по тротуару. Не бежать. Быстрый пружинистый
Профессор с Арин находились в двадцати шагах от «ниссана-патруля», между арабами и джипом было того меньше.
Возможно, Лысоватый дал команду атаковать на секунду или две раньше, чем нужно, но там где счет идет на мгновения, такие ошибки встречаются постоянно и чаще всего не имеют фатальных последствий для успешного исполнения акции. Пуля быстрее, чем бегущий человек. Скорострельность современного автоматического оружия с легкостью исправляет недочеты планирования. Огневая мощь в руках четырех опытных боевиков должна была превратить и объекты, и их прикрытие в решето. Случайные жертвы (а прохожих, туристов и лавочников вокруг было полно) во внимание не принимаются. Если уж кому-то не повезло, то не повезло — Аллах разберется!
Расчет делался на внезапность, на опыт исполнителей, на верно выбранный момент и вооружение, а также на то, что никто не успеет начать сопротивляться. На все про все было необходимо около двадцати-двадцати пяти секунд. Лысоватый начал отсчет в тот момент, как его правая нога коснулась брусчатки.
Но случилось так, что на счете «шесть» он умер.
Иудея. Ершалаим
Дворец Ирода Великого
30 год н. э.
Пилат взглянул коротко — приподнял взгляд на миг от пергаментов и сказал:
— Я смотрю, га-Ноцри, тебя приодели. Выглядишь по-царски, вот только взгляд подкачал.
За спиной прокуратора стоял человек, которого с утра на гаввафе не было. Он держался скромно и одет был неброско, в темный длинный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Этот плащ, знакомый всему Ершалаиму, представлял владельца лучше, чем имя. Имен могло быть много, а такого покроя плащ в столице носил только один человек.
Афраний уже здесь, подумал первосвященник, заметив силуэт начальника тайной полиции. Как всегда — стоит, слушает, вынюхивает…
Прокуратор подписал очередной документ и сделал секретарю знак отойти и занять свое место. Тот повиновался, а Пилат выпрямился и продолжил назидательным тоном:
— Взгляд царя должен приводить подданных в трепет, иначе они будут думать о том, как занять его место. Нельзя быть царем с такими грустными глазами… В этой стране даже водопровод не удается построить без насилия, и молитвой его не заменишь! И как ты собирался править? Уговорами? На кого опираться? Вот твои двенадцать учеников… Двенадцать? — переспросил он, обращаясь к скрибе.
Тот кивнул, сверившись с записями.
— Двенадцать учеников — и все сбежали! Сбежали так резво, что даже люди Афрания пока не обнаружили место, где они укрылись. Ты собирался править, полагаясь на их помощь? Странный выбор…
— Один из них отрубил ухо моему рабу, Малху, — вставил слово Каиафа.
— Мне зачитали… — отмахнулся Пилат. — Сопротивление при аресте! Мне кажется, что отрезанное ухо не тянет на сопротивление при аресте! Да, Афраний?
Каиафа готов был поклясться, что начальник тайной стражи ухмыльнулся при этих словах прокуратора.