Сердце трона
Шрифт:
Это случилось шесть лет назад.
Я должен был предстать перед королем Эдрианом, чтобы тот одобрил мою службу в замке. Дэмьен перед тем, как отправить меня к своему отцу, предупредил, что он меня не помнит и не узнает во мне того самого прислужника.
Я шел к трону, обуреваемый сильным чувством ненависти. Я стоял перед королем, стиснув зубы и сжав кулаки. Я старался подолгу не поднимать головы,
Эдриан допрашивал меня весьма равнодушно и сильно переменился в лице, когда к нему подбежала маленькая девочка, его дочь. Она держала в руках флейту и, не заметив меня, попросила у отца разрешения сыграть ему новую мелодию.
Мне казалось, король вот-вот разозлится и скажет, что занят, но этого не произошло. Он улыбнулся ей, и музыка наполнила тронный зал. Они, отец и дочь, смотрели друг на друга не отрываясь. Я помню эту песню и помню свое смятение. На моих глазах бездушный король стал любящим отцом, и я не мог понять, как это возможно. Я был в том возрасте, когда легко проводишь грань между добром и злом.
Когда мелодия закончилась, Ларрэт взглянула на меня. Ее лицо было таким невинным, оно тронуло меня до глубины души… В конце отец спросил ее, что она думает обо мне, и послушал ее, взяв меня в замок.
В тот день я впервые услышал голос совести и задумался: могу ли я отнять у Ларрэт то счастье, которого мне не удалось испытать? Потом я оправдывал себя, что Дэмьен и без моей помощи осуществил бы задуманное. Какая доля ответственности лежит на мне – на человеке, который всего лишь знал о его планах и молчал?
***
Я спал одним глазом. Но, как бы ночь ни казалась бесконечной, рано или поздно наступает рассвет. Сквозь окна на первом этаже и лестницу, ведущую к Алтарю, ненавязчиво проникает солнце. Я встаю, отряхиваюсь, надеваю плащ. Поднимаюсь, спрашиваю у охраны, не проснулся ли гость. Не успевает стражник ответить, как Эмаймон окликает меня со стороны винтовой лестницы:
– Доброе утро. – Я киваю. – Мне пора в дорогу, я хотел бы попрощаться с госпожой. Поблагодарить за прием, так сказать.
– Вряд ли она встанет в ближайшее время. Ждать нет смысла.
– Ты, я вижу, мне не особо рад, – он смеется. – Что ж, ладно. Венемерт же тебя, правда?
– Да.
– Любопытно. Имя чересчур длинное, необычное. Знаешь, мне одна легенда вспомнилась. С ней связана традиция удлинять себе имя именем сраженного врага. Вот и твое будто состоит из двух корней.
– Впервые слышу.
– Легенда, впрочем, старая… Вспомнилось, решил поделиться. А эта, как ее, служаночка с пепельными локонами… Она просто прелесть. – Эмаймон рассматривает меня внимательно, изучающе. – Хм, а ты сам-то откуда? Не с Адаса ли?
– Нет.
– Есть в тебе немного нашей породы. Знаешь, такой волевой стержень. Чего стоит только поменять пару слов в священной клятве. Еще и дважды! Я тебя уважаю.
– Не у только у вашей, как Вы сказали, породы, есть воля.
– По крайней мере, я не знаю ни одного адасца с покладистым характером.
– Я провожу Вас до ворот.
– Да, конечно. Передай нашей госпоже мои благодарности. Жаль, что в этой суматохе я не успел насладиться ее обществом.
Когда ворота за ним закрываются, я с облегчением вздыхаю. Терпеть не могу внеплановых гостей.
***
– Что думаешь насчет нее? – спрашивает Ларрэт. Она уселась на троне в ожидании мужа той девушки, которая просила помощи во время обхода столиц.
– Его бы не обвинили без свидетелей и доказательств.
– Думаешь?
– Я уже выяснил. В водном архиве, где он работал, недоставало двадцати литров воды. Столько же обнаружили в подвале его дома при обыске. По всей видимости, он уносил малыми порциями в течение нескольких лет и откладывал на черный день.
– Чтобы напоить свою большую семью.
– Это ничего не меняет. Дети не останутся сиротами, у них есть мать и родственники.
– И что делать? – она спрашивает.
– У него есть только одно смягчающее обстоятельство: он не собирался заниматься продажей воды. Это значит, что можно заменить казнь пожизненной каторгой.
Если бы удалось доказать факт торговли, ситуация была бы более плачевной: вода не признается товаром и распределяется по людям отделом водоснабжения. Кража воды в любых размерах и с любой целью – преступление серьезное и карается строго. Если речь идет о двадцати литрах, то это либо казнь, либо пожизненное, в зависимости от мотива.
– Вен, неужели нет никакого выхода? Я же, как королева, могу принять любое решение?
– Вы должны ставить закон выше судьбы конкретного человека. Если прощать каждого, кто попросит, люди поубивают друг друга, но найдут причину оправдать себя. К тому же, преступники всегда виноваты сами – знали, на что идут.
– Ты уверен, что его не могли, например, подставить?
– Посмотрим, что он сам скажет. Я бы верил доказательствам. А насчет вчерашнего… Вы зря накричали на Тэту. Я сам на нее набросился.
– И что же это было?
– Допрос с пристрастием, ничего личного.
– А выглядит как страсть.
– Я умею держать себя в руках. Я хотел только объяснить, что случается с такими, как она.
– Ладно. Ты сам говорил, что ей в замке не место, так что давай забудем. Я ничего не видела.
Глава 4. Восток
Спустя двенадцать дней после коронации я встречаю Айрона у входа в замок.
– Здравствуй, Вен, – здоровается он добродушно, как со старым другом.