Сердце умирает медленно
Шрифт:
Он имел в виду очередь на донорский орган.
– Движется потихоньку…
Мне не хотелось огорчать его тем, что тысячи человек по всему миру умирают ежегодно, так и не получив заветное сердце. А уж мои шансы в этой толпе желающих выжить кажутся и вовсе ничтожными.
– Тогда… – Райан потянул на себя сумку и стал по очереди доставать из нее тетради. – Покажу тебе, чем я сегодня хотел заняться.
Я наблюдала за каждым его движением с особым интересом и радовалась, что парень не смотрит сейчас на меня. Потому что мне на него смотреть было трудно. Очень. Ведь он красивый.
– Ничего, если я разложу карандаши прямо на твоей постели? – Продолжая рыться в сумке, поинтересовался он.
Я быстро перевела взгляд на свои руки. Тощие кривые пальцы, выпирающие венки, бледно желтоватая кожа в тусклом свете ламп. «Пусть Райан отвернется и не смотрит на меня, а то становится еще тяжелее дышать».
– Ничего. – Ответила.
А сама подумала: «Что означал наш разговор? И кто мы теперь друг другу? Мы встречаемся? Нет. Не-е-ет. Наверное, это так не бывает. Это должно быть как-то по-другому. В фильмах все выглядит проще: герои не договариваются, кем они приходятся друг другу. Они просто целуются. И просто делаются очень счастливыми от этого. Но я так не хочу. Поцелуй меня точно доконает. И встречаться с Райаном тоже не хочу. Глупо это, и ни к чему не приведет. Нет, это точно не вариант».
[1] Кросс-Фелл – гора, являющаяся наивысшей точкой Северных Пеннинских гор, Великобритания
Глава 3
Райану пришло письмо из Дарема. Его зачислили.
Но об этом он мне еще не говорил. Его мама проболталась. Прибежала к моей, вся такая счастливая, сияющая. Они отослали документы несколько недель назад, сразу, как стали известны результаты итоговых тестов. Это было еще до того, как Райан решил туда не ездить. И его родители о его решении явно не подозревали.
Я видела это по тому, как держалась миссис Джонс, сидя за столиком во дворе нашего дома. Они с мамой пили чай на свежем воздухе, пользуясь тем, что весенняя погода давала городу передышку от затяжных дождей, и без умолку болтали. Мне пришлось встать с кровати, чтобы видеть их через окно. Не было слышно ни слова, но по тому, как горели глаза его матери, когда она размахивала письмом из университета, и по ее широкой улыбке, можно было догадаться, что давняя мечта дать сыну достойное образование была на пороге исполнения.
Приникнув носом к стеклу, я наблюдала за ними. Женщины сидели друг напротив друга. Худощавая миссис Джонс, прямо державшая спину и манерно оттопыривающая мизинчик за распитием чая. И усталая, с поседевшими, наспех убранными в хвост волосами, моя мать, кажущаяся не в меру располневшей на фоне худобы своей собеседницы. Такие разные. Никогда не ставшие бы приятельницами, не будь они соседями по улице, и не дружи их дети.
Но, похоже, это общение приносило маме хоть какую-то отдушину на фоне постоянных переживаний. Она улыбалась, слушая рассказы миссис Джонс, и кивала, поэтому я была относительно за нее спокойна. Хотя и понимала, как тяжело, наверное, ей слышать об успехах Райана и осознавать, что ее дочери не доступны даже простые радости взросления, такие как пешие прогулки, не то, что учеба или планы на будущее.
Я отошла от окна и прилегла на постель. Обвела взглядом розовые обои, призванные поднимать мне настроение своим озорным девчачьим стилем, светло-зеленые занавески с рюшами, разноцветные горшочки на подоконнике и устало закрыла глаза.
Интересно. То, что я задумала проделать… как оно отразится на моем здоровье? Что я буду чувствовать? И так ли сильно хочу того, что планирую сделать?
В худшем случае, умру на несколько дней-недель-месяцев раньше того срока, который мне отмерен. В лучшем – попаду в больницу в тяжелом состоянии. Где тоже, вероятно, умру. Потому что, даже если мне станет хуже, и я поднимусь в листе ожидания, это не означает, что для меня найдется сердце.
Каждый день кто-то умирает, не дождавшись донорского органа. Потому что, чтобы кто-то жил, кто-то другой должен умереть, а его родственники должны дать согласие на изъятие. Слишком много условий, слишком мало времени.
Нет, не подумайте. Я не задумала чего-то противозаконного. Всего лишь то, чего хочет каждая смертельно больная девочка моего возраста. Хотя бы недолго побыть нормальной и не думать о приближении конца. Хотя бы сделать вид.
Хотя бы раз не думать о последствиях и насладиться одним единственным мигом своей нормальности.
Это сумасбродно. Опасно. Неразумно.
Знаю.
Но таков мой выбор.
– Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? – Предложила мама.
– Давай. – Я постаралась выдавить очень правдоподобную улыбку.
Она поерзала в кресле:
– Комедию? Мелодраму?
– Выбирай сама.
Было ошибкой так говорить. Они с папой тут же переглянулись.
– Ну, в смысле… – Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться еще раз. – Не могу решить. И то, и другое было бы замечательно.
– Тогда пощелкаем по каналам. – Тихо сказала мать, продолжая сверлить меня взволнованным взглядом.
Ей очень нужно было знать, сильно ли я расстроена, что не могу присутствовать на выпускном. И пусть к ребятам, которые сегодня прощались со школой, я имела весьма опосредованное отношение, но многие из них меня помнили, а некоторые даже интересовались, смогу ли прийти на торжество. Если быть точной, двенадцать – столько сообщений с вопросами я получила на прошлой неделе.
– Тебе не холодно? – Отец потянулся, чтобы подоткнуть мне одеяло.
– Нет.
Он укрыл мои ноги, поправил подушку и, решив, что мать не заметит, быстро глянул на часы.
– Спасибо, – произнесла я.
Папа кивнул.
– Чарльз, – строгим тоном обратилась к нему мать, – если ты куда-то торопишься, то мы тебя не держим.
Он тут же потупил взор:
– Я никуда не тороплюсь.
Мама открыла рот, чтобы в очередной раз выплеснуть на него свои обиды, но, заметив мольбу в моем взгляде, тут же закрыла и отвернулась.
Я считала минуты до того момента, когда можно будет, сославшись на привычную усталость, отправиться спать.