Сердце в залоге
Шрифт:
– Тебе, вообще, не стоило от отца уже уезжать в такой шторм, и ты и сама бы это поняла, если бы головой по назначению пользовалась! – он наклонился, чтобы все это прорычать ей на ухо. Но тихо, больше не повышая голоса, как она и просила.
От такой предупредительности с его стороны у Марины заледенели кончики пальцев. Дело совсем дрянь, похоже. Видимо, у Миши очень много претензий к ней накопилось. А еще стало понятно, что было безнадежно глупо рассчитывать на то, что ее появление пройдет незаметно. В этом городе голубь не пролетит без ведома Граденко. Очевидно, и за ней наблюдали с самого
Она не слышала уже ни завываний ветра за окнами, ни ливня, ни треска веток. Даже шум сборов Любы словно бы подернулся полотном, отодвинулся. И подавляющее, парализующее, успевшее позабыться чувство полной от него зависимости практически с реальной ощутимостью заструилось по коже, словно бы выползая из-под сильных пальцев, уверенно и по-хозяйски держащих ее. Темнота только усиливала это впечатление.
Она выше подняла голову, хоть это и не давало ей реального преимущества, как в случае с отцом.
– Я не хотела там оставаться, - стараясь не поддаваться, просто пояснила Марина, как и поступил бы, по ее мнению, любой уравновешенный и уверенный в себе человек.
У Михаила имелся контраргумент. Тут даже сомневаться не приходилось. Только вот жизнерадостное заявление:
– Все готово! – и появление Любы его остановило.
Ясное дело, на время.
– Пошли, - распорядился Михаил, кивком показав, что услышал. И, не интересуясь мнением Марины, потянул ее в сторону выхода.
А она, зачем-то вцепившись в букет, не возмутилась, решив, что уже выросла и не будет устраивать сцену привселюдно, что сделала бы раньше и что Михаил, без сомнения, мог ожидать от нее. А значит – и проигнорировать.
На улице бушевала настоящая буря. Даже в сумерках Марина увидела несколько упавших деревьев, вырванных с корнем. Дождь больно бил по всем открытым участкам кожи, а волосы моментально промокли. Цветы пришлось спрятать под плащ, хотя сейчас Марина не была уверена, что знает, зачем их вообще за собой тащит.
При таком ветре было бесполезно пытаться спрятаться под зонтом – его просто вырывало бы из рук. Видно потому кто-то из помощников Михаила, подскочивший к ним, стоило выйти из магазина, и не раскрывал этот аксессуар, зажимая тот под подмышкой. Мужчина быстро помог Любе закрыть двери и опустить ролеты, пока сама Марина оказалась практически обездвижена Мишей, казалось, окружившим ее со всех сторон своими руками, телом, энергетическим полем властности. Вроде и от дождя укрывал собой, от ветра прятал, только вот Марина так ощущала себя, словно бы ее вновь подминали, не давая выбора. Точно, как раньше.
А вообще, людей на улице было совсем мало, только подобные им владельцы кафе, магазинчиков или сотрудники банков, вынужденно закрывающие учреждения раньше положенного времени. Все справлялись с этим быстро, погода не располагала к прогулкам. И они сами уже через пару минут направились к машинам.
Ее автомобиля на месте не было.
– Я отпустил твоего водителя, - скупо пояснил Михаил, когда она подняла на него взгляд.
Видно и в штормовых сумерках понял, что там полно к нему претензий.
Марина промолчала, не уверенная, что сумеет перекричать шум ветра так же удачно, как это удавалось Мише с его басом.
– Ты сама сказала,
Эта фраза вызвала в ней растерянность. Да, говорила. Только ведь он отпустил Антона до того, как она это ему сообщила. Так что объяснение казалось странным. И вовсе неуместным.
Граденко не относился к мужчинам, объясняющим свои действия кому бы то ни было.
Или пытающимся найти им объяснения.
Видимо из-за этой самой растерянности, Марина позволила усадить себя в машину Миши, так ничего и не сказав. Только ощутила, что он крепче сжал ее на пару секунд перед тем как, словно ребенка, опустил на сидение. На автомате, наверняка, прекрасно помня, как именно Марина реагирует на автомобили. Инстинктивно. Но у нее все равно каждая мышца замерла, словно воск застыл. И захотелось вцепиться в него, вдохнуть глубже аромат его парфюма, не отпускать, чтобы он так и сел на сидение вместе с ней, как это часто бывало раньше. Когда Марина просто отказывалась ездить в машине иначе, кроме как у Михаила на руках.
Но зачем тогда было убегать? Разве она не пыталась порвать путы своей зависимости от этой привязанности? Разве не пыталась стать самостоятельной личностью?
– Еще боишься?
Без всякого сомнения, Михаил тут же заметил ее колебания и состояние.
Именно потому Марина заставила свои пальцы отцепиться от его рук. Это вышло не так проворно и ловко, как получилось бы у безразличной женщины. И она знала – Граденко и этот факт не пропустил. Однако не стал настаивать, пусть она и заметила удовлетворенное движение его головы: не кивок, не покачивание, а какое-то неуловимое движение, которое замечаешь и запоминаешь, когда долго живешь с человеком и непроизвольно учишься понимать каждый его жест.
Марина опустила голову и чуть поерзала на заднем сиденье, переплела пальцы рук на букете, стараясь ощутить хоть какой-то комфорт. Миша все еще стоял над ней, несмотря на ужасную погоду. Он молчал, но она физически ощущала его взгляд на своей коже: вот он прошелся по ее макушке, по влажным волосам, скользнул по щеке, замер на нервно сжимающихся пальцах. И только спустя пару минут Граденко быстро обошел машину, чтобы сесть с другой стороны. Любу усадили в автомобиль помощника Михаила. У Марины не было сомнений, что подругу доставят домой в целости и сохранности.
Водитель их автомобиля, за все это время, не сказавший ни слова, завел двигатель и отъехал от бровки, едва Михаил захлопнул свою дверь. В салоне стояла густая и вязкая тишина. Все молчали. Только дождь барабанил, шуршали шины по мокрому асфальту, да бешено работали «дворники», сметая безумное количество дождевой воды с лобового стекла.
Марина все еще пыталась прийти в себя. Возвращаясь в родной город, она знала, что неминуемо столкнется с Мишей рано или поздно. Она даже готовила себя к этой встрече. Но так и не подготовилась, как оказалось. Не подготовилась к своим ощущениям, свалившимся на нее комом, душащим, забирающим большую часть той уверенности в себе, которую удалось выработать за этот год. К силе своей любви, которая только вдалеке казалась успокоившейся. А здесь, рядом с ним, она за пару секунд разгорелась тем же разрушающем все пламенем.