Сердце жизни. Книга шестая
Шрифт:
Сорок восьмой век?! Это же… почти пять тысяч лет!
– Сложно, – буркнула я.
– Глупо, – поправила она меня.
Я пожала плечами.
– А что насчёт мамы? Ты не договорила про неё сегодня утром, – вернула её к тому разговору.
– Твои ребята идут, – ушла от ответа она.
– Нира, это важно! – я подсела ближе к ней и ожидающе посмотрела, не забыв и про каплю мольбы.
Она нахмурилась.
– Варговские хитрые черты, – закатила глаза, – я и так этому прохиндею растрепала почти всё об Элле, и ты сейчас… давай ещё – похлопай ресничками, ага!
– Зачем
– Понятия не имею, – выдала она, – видела бы ты его удивление, когда я сказала ему, что она Верховная! Едва ручки не затряслись!
Я нахмурилась.
– Лесс, хочешь я тебя на качельке покачаю? – сам уселся на неё Гаспар, который единственный из всей компании был в нормальном расположении духа.
– В смысле «Лесс»? – задрал голову Барсик, – ты месяц назад была длинноногой серебровлаской, как этот, – он толкнул в плечо возмутившегося братика.
– Магия, Барсик! – зло крикнула я, – будьте тише, вы мешаете мне слушать!
Все четверо, включая висталку, умилительно меня оглядели.
– Видели, как надулась? – усмехнулся Гаспар, тряхнув светлой шевелюрой, – была бы ты такой милой всегда, жопа.
Я закатила глаза.
– Расскажи про маму и папу, – отвлекла я Ниру от странного разглядывания земли под нами, – пожалуйста.
– А чего там рассказывать? – прервал мой поток умаления элтан, – твоя мать была без ума от моего папаши. Он звал её замуж, а ей нравились мечи, бои и войнушки. Он попсиховал и оставил её в статусе любовницы, иногда делая попытки подкатить я… а ладно, без этого. В какой-то момент ему надоело, и он сделал себе твоего Князя с какой-то вообще там… даже не знаю с кем. Бастарда в общем. Твоя маман психанула и решила гульнуть ему в ответ – выбрала самого отъявленного бабника и каким-то образом от него залетела.
Я скривила губы.
– Я слухи рассказываю – но ты слушай: Варг, как узнал, запер её в стае. Она сопротивлялась. Он её несколько раз ловил, но пытался по-доброму. А ей, что об стенку… лучше тебе не знать что, – он отошёл на пару шагов и отпустил ноги, чтобы качнуться на моей качели, – последний раз выбесил твоего папандра до края: Александр Папуськович написал ей пылкое любовное письмецо, в котором говорил, что простит её, если она сможет сбежать из стаи, и они с ней как поженятся, да как нарожают детей, – он качнулся ещё раз, смеясь, – она сбежала. А он ей в девятимесячный живот воткнул меч насквозь, почти попав по тебе.
Моё тело похолодело. Мама говорила, что любила старшего Вольтера. Он сделал Фила на стороне, а она потом сделала меня. Ради мести?!
– Она в ответ успела рубануть ему мизинец, – вновь усмешка элтана, – прежде чем Варг пришёл и почти убил его – тот выжил лишь потому, что нужно было спасать тебя. Дальше интереснее: тебя и Риайю спасли, причем быстро – твой папа в гневе сама знаешь какой, а в панике, так вообще! Он твоей маман после этого больше не доверял и сказал что-то вроде «Иди к своему любовничку, а дочь останется со мной, потому что ты безалаберная!». Она осталась, но больше он к ней хорошо не относился. Она, считай, почти тебя убила. Но зато поняла, что Варг – её любовная любовь, пусть даже такая «жёсткая», – он рассмеялся.
– Не надо про неё так говорить, – рыкнула на него.
– Да как скажешь, элтани, – он сощурил глаза, – но ты и сама понимаешь, что она была самой хреновой матерью. Даже когда я здесь время с тобой проводил, – он задрал голову, – а я здесь почти вырос, она вела себя тупо. А твой не в меру адекватный папаша, пусть и злой иногда, её от тебя защищал.
Я надулась, не в силах найти этому оправдание.
– Вот потому что защищал, поэтому и она не знала, как со мной справиться! – почти крик.
Он пожал плечами.
– Верь во что хочешь, но я тебе не только свои «догадки» рассказал. Сама же просила.
Мне казалось, что мир разрушался заново. Падение Вавилонской башни. Разочарование не столько самой Раей, сколько детскими мечтами, отношением и догмами. Всё это время я полагала, что отец был плохим, а мама терпела его. «Насильник» с невежественной руки бабушки, «жестокий, тираничный и злой» – с маминой, бабушкиной и всех тех, кто вообще про него что-то слышал. Каждый говорил мне, что мама бедная жертва, а отец мучитель. Даже я сама видела в нём эту гниль.
Вот только мир был обратен тому, каким его выдумывала себе я – вздрагивания и страх мамы при упоминании Варга на Фобосе и Деймосе, что это? Осознание собственной вины? Или нежелание её признавать? Не думаю, что осознанная мера, призванная выставить его в плохом свете. Она сама говорила, что он хороший.
Кто тогда плохой? Мама, которая просто хотела, чтобы её любили, но совершившая глупость? Бабушка, которая просто хочет жить в спокойствии с тем, кого возможно и придумала, и кого уже нет в живых, но… Или отец, который всем сердцем желает жизни мне, своей странной жене в колбе и своему, скорее всего, мёртвому первенцу?
А может я сама, ищущая зло в других? Или Фил, который… а чего он вообще добивается? Папа признал его главным Альфой, он вошёл в Совет Танатоса, и никто не стоит между нами. Ну, кроме моего состояния. Чего опять придумал этот интриган?!
– Риайя всегда была странноватой, – как бы невзначай добавила Нира, – твой отец же отпустил её сразу, как она освободилась от ноши в виде тебя. Так она осталась, зная, как он теперь её ненавидит, и то, что подпускать её к тебе не станет – вдруг опять сбежит.
Я промолчала.
– А сейчас, когда она тебя украла, а он опять вернул, – она задумчиво почесала щёку, – Айзелвалф её даже рядом не терпит, а она к нему ластится, как хвостик непослушный. Так он на неё рычит постоянно, а она… я бы на его месте её…
– Не надо, – не дала договорить ей я, – я уже поняла.
Мне просто нужно было это проглотить. Оставить как данность и не вспоминать больше никогда. Мама всё ещё была моей уже заботливой и любящей мамой, а папа таким и остался.
– Где там, кстати, Алиса? – поднял на меня рыжую голову Барсик, – мама уже непроизвольно глазом подёргивает от переживаний.