Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья
Шрифт:
Полковник Придд сидел за столом и быстро писал; заслышав шаги, он сперва поднял голову, а затем, отложив перо, встал. Мэллит помнила, как нужно начинать разговор – следовало сказать «герцог, мое появленье должно вас удивить, но я прошу о приватной беседе», однако первым заговорил первородный.
– Доброй ночи, баронесса, – хозяин не казался раздраженным, но он скрывал свои чувства, как вода – рыб и водоросли. – Полагаю, вас привело неотложное дело.
– Это так, – подтвердила Мэллит, и они поднялись в маленькую комнату на втором этаже.
– Садитесь, баронесса, – Валентин указал на одинокий стул, что стоял возле печи, и отошел к окну, – надеюсь, вы не
– Ваши зимы холодны, но красивы. У полковника Придда мало времени, и днем он сказал все, что считал нужным, а я хочу большего. Проэмперадор Савиньяк, когда покидал город, никому не поручал мою подругу и меня, почему он сделал это сейчас? В Аконе остаются другие воины, а вы уходите. Возле вашего дома стоит большая кобыла, на которой ездит лучший из разведчиков. Если он идет с вами, вам поручено важное.
– Вы правы, баронесса.
– Баронесса не станет спрашивать о вашей цели, она пришла за другим. Вы приняли поручение Проэмперадора, потому что намерены вернуться и исполнить. Проэмперадор поручил вам защитить подругу и… ничтожную. Так поступают, уходя туда, откуда не возвращаются, но нареченный Арно смеется. Первородный Валентин не хочет вливать прежде времени в сердце друга горечь, и он прав, только у ничтожной нет сердца, ее не нужно беречь!
– Не готов согласиться с двумя последними утверждениями, – Повелевающий Волнами отодвинул занавеску, и Мэллит увидела кувшин с ветвями рябины, – но вы пришли отнюдь не за моим мнением на ваш счет. Тем не менее я не могу не отдать должное вашему уму и наблюдательности. Вы угадали – наше положение изменилось. Проэмперадор был вынужден пересмотреть первоначальный план и отдать несколько новых распоряжений. Не стану лгать, он очень рискует, однако любой другой на его месте рисковал бы заметно больше. Вы помните герб Савиньяков?
– Ничтожная помнит.
– Олень пройдет там, где не сможет пройти лошадь. У Проэмперадора есть шанс сделать то, что требуется, возможно, даже сохранив значительную часть ушедших с ним людей. Известный вам адмирал Вальдес в этом походе – очень хороший помощник, как и алаты.
Окажись в подобном положении кто-то другой, я мог бы допустить, что поставленная цель будет достигнута, но с малыми шансами на возвращение. С маршалом Лионелем я почти уверен в успехе и очень надеюсь на благополучный исход лично для него.
Портрет семейства Савиньяк был невезуч до смешного. Лет двадцать назад Фердинанда потянуло на государственные дела, и он придумал Галерею Меча, повелев изобразить тогдашних военачальников, их жен и взрослых сыновей, «готовых обнажить оружие во славу Олларов и Талига». Указ вышел в начале лета, военным было не до позирования, и король решил начать с тех, до кого можно добраться. Нагрянувший в Сэ портретист усадил Эмиля у ног матери, а Лионелю, как наследнику, отвел место рядом с отцом, которого рассчитывал написать зимой. Братец от картинной повинности, как мог, увиливал, и Ли отдувался за двоих, но завершить работу в намеченный срок не удалось все равно. Сперва помешал Хайнрих, а затем друг за другом случились скандал в семействе Ариго и смерти маркиза Алвасете и герцогини Алва. Его величеству объяснили, что затею лучше отложить, и полотно с парочкой Лионелей – сидящим и стоящим – укатило в Олларию.
Вторично идея овладела Фердинандом через восемь лет и опять в разгар летней кампании. Теперь в армии было трое из четверых Савиньяков, однако новый художник выкрутился. Стоящего Лионеля он переделал в отца-маршала, а едва намеченная фигура за плечом ни на день не постаревшей графини стала капитаном Лэкдеми. Портретист не успел разве что прибавить лет сидящему «Эмилю» – помешал выстрел, как тогда думалось, Борна, а смерть Магдалы Эпинэ погрузила августейшего заказчика в тревожную печаль. Неоконченные картины вернулись в кладовые, где и пылились, пока варастийский и фельпский триумфы не вызвали у короля жажду деятельности. Фердинанд загорелся Кэналлийской Аркой, и тут не одобрявший излишних расходов Манрик напомнил о более чем наполовину оплаченной галерее. Его величество согласился повременить с аркой до взятия Паоны и лично распределил очищенные от пыли полотна между художниками. Доставшийся Савиньякам академик живописи оказался ленив и тактичен. Старить даму он не счел возможным, зато Эмиль превратился в успевшего подрасти Арно. Прежний Лионель, слегка возмужав, обернулся Эмилем, а маршал Арно сменил перевязь на алую, сбросил добавленные предыдущим мастером годы и вновь стал Лионелем.
Галерею собирались открыть к возвращению Алвы. Не открыли. О многострадальном портрете Ли позабыл, а за него взялся уже четвертый живописец. Теперь со все еще молодой матерью остались лишь Эмиль с малышом, а задний план затянуло дымом. Подписи на полотне не имелось, но это ничего не значило – картина была явно не завершена, и не она одна – в торце мрачноватой сводчатой галереи красовался конный Фердинанд в сопровождении Леонарда Манрика на половине солового линарца, вообще-то принадлежавшего Катарине. Похоже, дорвавшийся до кансилльерства тессорий велел заменить королеву на своего сына.
Шикнув на поднявшую голову злость, Лионель заставил себя рассмотреть шедевр как следует. Горело и здесь – художнику явно нравилось изображать дым, – но конские ноги попирали не уголья, а цветочки, причем одна из этих ног была лишней и серой в яблоках! Все, что осталось от замалеванного Грато, но не одинокой лошадиной ноге затоптать пожар! И не Рудольфу с соседнего полотна. Ноймаринены, соседствуя с королем, явственно намекали на резиденцию регента. Похоже, хитрый Фердинанд усыпил бдительность Манрика требованием вывезти портреты и под шумок улизнул, а выкинуть ящики из обоза временщики не успели! Какие уж тут картины, когда даже за очисткой Багерлее проследить не удосужились… Преемники Сильвестра, прибери их Арамона!
Савиньяк поискал на ближайших полотнах Алву, не нашел, зато приметил молодую Алису со странно взрослыми дочерьми. Галерея начинала неприятно удивлять, и за одно это ее следовало пройти до конца, заодно отыскав дверь или хотя бы окно. Как он вообще здесь оказался, Лионель припомнить не мог, но это терпело.
В дверь постучали, и первородный Валентин, наклонив в знак извинения голову, велел:
– Войдите!
– Господин полковник, – из-за печи неуместного было не разглядеть, – вас ищет генерал Ариго.
– Благодарю, корнет. Оставьте нас и распорядитесь о лошадях. Баронесса, у меня остается всего несколько минут; я должен успеть сказать вам три вещи. На войне, я называю то, что сейчас происходит, войной, поскольку не могу найти более подходящего слова, безопасных мест нет. Мы в силах заступить дорогу китовникам и данариям, но не можем угадать, кто из находящихся рядом с нами проявит свою омерзительную сущность и когда он это сделает. Подозревать всех крайне неприятно, однако подозрительность можно и нужно заменить осторожностью и вниманием. Вы только что доказали свою наблюдательность и умение делать выводы, это ваше умение станет отличным дополнением к солдатским палашам.