Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат
Шрифт:
– В Дриксен так любят проигравших?
– Проигравших любят коровы. Толстые коровы, которых доят. Принцесса Гудрун именем Создателя поклялась, что отец назначил Фридриха регентом, а сам Создатель молчалив, как малютка Ольгерд.
– Наследник до сих пор не говорит?
– Не говорит и не будет. Сейчас в Эйнрехте слышно только Фридриха и Гудрун.
Огромные руки откупоривают флягу. Тюрегвизе пахнет дымом, полынью и чем-то еще. Видимо, войной. Готфрида нет, есть Фридрих… Для подобной новости лучше бы подошла «пьяная» ночь, но Хайнрих предпочел не «проговориться», а сказать.
– Ваше
– У моих ювелиров не будет времени. В Липпе меня встретит гонец. Фридрих станет требовать развода. Он его получит, если признает свою вину. Каплун паршивый, четыре года – и ни единого ребенка! В моем доме женщины умеют рожать, в доме Зильбершванфлоссе единственный мужчина – сестра Готфрида, но ее сыновья уже Штарквинды. Перемирие между Талигом и Дриксен заключат кесарь Иоганн и…
– Регент Талига, – невозмутимо продолжил Лионель.
Хайнрих сдвинул брови.
– Регентство – зло! – изрек он. – Корона не должна расставаться с мечом, особенно в дурной год. У Талига и Дриксен головы нет, у церкви тоже, а лето даже не перевалило за половину. Алва, если он жив, примет корону? Малолетний Карл – это смешно.
– Алва, если он жив, сделает то, что нужно Талигу.
– Талигу нужна голова, но Алву на свободе никто не видел. Следующий – Ноймаринен… но он стар для такого года. Третий в очереди – глава дома Савиньяк.
– Четвертый. Отречение Фердинанда недействительно. – А здесь Медведь тебя поймал. Забыть про сыновей Рудольфа – признать, что им не вытянуть. Ни Людвигу, ни Альберту… И это так и есть.
– Круг Олларов закончился. Варвар бы это признал, но варвары не носят маршальских мундиров.
Хитрый взгляд, очень хитрый, но Савиньяки лояльны Олларам, особенно при чужеземных королях.
– О конце круга Олларов первым заговорил эсператист.
– О конце Олларов сказали сами Оллары. Прошлой осенью. Король может быть победителем дракона, может быть драконом или… зверем попроще, только не каплуном. Около полуночи вы отошли к костру. Что вы видели в огне?
– Ничего. Я что-то упустил?
– Или я увидел то, чего нет. Полнолуние, алатская касера, конец Круга и похода… Этого довольно, чтобы камень показался глиной. Ваш офицер, тот, кто почуял обвал, мог что-то заметить, но он пьян так же безобразно, как и Лауэншельд. Я приказал отливать их водой.
– В Талиге подобное лечат подобным.
– Все подобное находится на нашем столе. Если ваши и мои вояки настолько безмозглы, что пьют касеру после вина, пиво после касеры и ничего не оставляют на утро, пусть умнеют.
– Я сожалею, но выехавший перед рассветом офицер получил приказ обеспечить доставку пива из Бергмарк.
Хайнрих захохотал и открыл флягу с тюрегвизе.
– Ха! – громыхнул он. – Это пиво утвердит наш договор окончательно!
3
Самым страшным, что мог вообразить себе Чарльз, был бы приказ немедленно сесть в седло и куда-то поехать, пусть бы и шагом. Чего боялись Лауэншельд, Реддинг и Сэц-Алан со Шлянгером, капитан знать не мог, но подозревал, что того же самого. Гости Ронсвикского Его Величества полка и любезные хозяева хмуро восседали за столом, на котором громоздилась казавшаяся издевательством еда. Жажду Давенпорт кое-как залил холодной водой, но голова трещала и не желала даже ругаться. Стараясь держать глаза открытыми, Чарльз слушал, как Шлянгер с небергерской страстью костерит «алатскую отраву», а длинный гаунау – полковых ординарцев, подчинившихся приказу «выставлять на столы все!». Отдавшего роковой приказ полковника не трогали, а вот уехавшего отравителя…
Уилер выкатил свое кошачье пойло и удрал к маркграфу, даже не прикоснувшись к пиву! Ночью он, как все люди, пел, плясал, стучал кружками по столу, лез на спор на сосну, а потом взял и ушел. Сперва на своих двоих, потом на четырех подкованных, бросив остающихся подыхать… Это возмущало Реддинга, это осуждали бергеры, а гаунау явно не распространяли перемирие с Талигом на виновника всех бед, но тот уже скрылся за перевалом.
– Надо идти! – в шестой или седьмой раз заявил Реддинг и остался сидеть. Ординарец притащил какие-то ягодки. Зеленые с розовым, они приятно кислили, но прояснить голову им было не под силу.
– О! – Шлянгер ткнул пальцем в сторону гор. – Едут, негодяи… Едут и едут… И зачем?
Со стороны перевала по верхней дороге и впрямь что-то ползло. Рассмотреть незваных гостей было вполне возможно, но труба имелась только у Лауэншельда. Избегавший лишних движений полковник не торопился ее вытаскивать, а кавалькада приближалась. Растущие фигурки оказались лазоревыми, лишь впереди бурела парочка гаунау. Всадники вели в поводу низкорослых заводных лошадок и направлялись прямиком к ронсвикцам, о чем Лауэншельд и сообщил. Подчиненные полковника что-то буркнули и замолкли. Шлянгер поморщился, сидевший спиной к дороге Сэц-Алан даже не обернулся, Реддинг закашлялся.
– Бергеры, – зачем-то каркнул Чарльз и понял, что придется ехать. Вот сейчас и придется. Рядом с этими выспавшимися и здоровыми… А всадники спешивались, возились у временной коновязи, поглядывали на стоявшее почти в зените солнце. Хорошо бы Савиньяк до сих пор спал… Разговор с маршалом, особенно если тот в порядке, бесил заранее. Лучше уж трястись по горной дороге, да и на пограничном посту должно найтись хоть что-то, кроме воды.
– Господа! – Лауэншельд казался пародией на самого себя. – У нас… гости…
– Поручение маршала Савиньяка. – Омерзительно румяный бергер с омерзительной же ухмылкой обозрел союзников, врагов и соотечественников. – Пиво. Дюжина бочонков. Маршал Савиньяк благодарит Ронсвикский полк за гостеприимство. Маршал Савиньяк разрешает своим офицерам, являющимся гостями ронсвикцев, задержаться в Гаунау на один день.
– Благодарю. – Налитые кровью глаза Лауэншельда уперлись в бирюзового ангела. – Друг мой, прошу за стол. Если у вас, разумеется, нет другого приказа.
Ничего другого у спасителя не было. Только пиво – светлое! – и волчий голод. Бергер с чувством выполненного долга глотал холодное мясо; как оживают спасенные, он не смотрел.