Сердце
Шрифт:
— Ах!.. ах! И государь, в конце концов умирает... и я... — Отец не договорил.
Я отправился в городок купить чёрной материи. Верхние шарики на древке от флагов были повиты этой материей; к концу древка были прикреплены полосы такой же материи дюйма в три шириной; эти флаги были выставлены наклонно у дверей домов. И сами флаги и полосы чёрной материи висели неподвижно в безветренном воздухе.
Кровля нашего старого дома была покрыта соломой. От дождей и ветра, поливавшего и овевавшего её, цвет соломы изменился: она стала слегка пепельной, и в ней бросались в глаза выступы и впадины. Выйдя за ворота дома, я смотрел на эти чёрные полосы,
Я вошёл обратно в дом. Подойдя к месту, где стоял мой столик, и, читая газету, я представил себе образ далёкого Токио. В моём воображении теснились картины того, как в ночном мраке живёт теперь и движется первый в Японии чудесный город. И среди суеты и тревог этого огромного города, принуждённого двигаться и действовать даже в ночной темноте, я увидел жилище учителя, подобное светящейся точке. Я не знал, что в этот момент светильник этот сам падает в немую пучину. Я не знал, что ещё немного — и перед ним предстанет рок, который потушит и этот свет.
Собравшись было написать учителю о происшествиях этого дня, я взялся за перо. Но не написав и десяти строк, бросил. Разорвав написанное на мелкие клочки, я кинул их в сорную корзину. (Отчасти оттого, что подумал — незачем учителю об этом писать; отчасти оттого, что, наученный прежним опытом, не надеялся на получение ответа.) Мне было скучно. Поэтому я писал ему письма. И надеялся получить на них ответ.
VI
В середине августа я получил письмо от одного приятеля. В нём он спрашивал меня, не желаю ли я взять место учителя в средней школе в провинции. Этот приятель искал себе место из-за материальной необходимости. Он намечал это место для себя, но так как дело сладилось в другой местности, лучшей по условиям, ему пришло в голову предложить его мне, — об этом он и сообщал. Я немедленно послал ему ответ с отказом. Я написал ему, что среди наших знакомых есть такие, которые изо всех сил добиваются подобного места, и советовал ему обратиться к ним. Уже после того как ответ был послан мною, я рассказал об этом отцу с матерью. Оба, повидимому, были согласны с моим отказом.
— Нечего туда забираться, найдётся место и получше!
За этими словами я прочёл те преувеличенные надежды, которые мои родители питали на мой счёт. Не зная обстановки, отец видно ожидал от меня, окончившего университет, чего-то особенного в смысле положения и дохода.
— Подходящих мест в нынешние времена совсем не так много. К тому же и моя специальность не та, что у брата, да и времена другие... Не равняйте меня с ним.
— Но коль скоро ты кончил университет, надо же тебе жить по крайней мере самостоятельно! И так мне неприятно, когда меня люди спрашивают: „Ну, что ваш второй сын? Кончил университет, что же он теперь намерен делать?“ — а я им ничего не могу ответить.
Отец нахмурился. Образ мыслей отца не мог выйти за пределы того круга, с которым он сжился. А в этом кругу то один, то другой спрашивал его: „Сколько получают жалованья оканчивающие университет? Вероятно, иен сто?“ И отцу хотелось устроить меня так, чтобы не было неловко перед этими людьми. Я же, мысленно ориентировавшийся на столицу, с точки зрения отца и матери был похож на чудака, ходящего вверх ногами. И у меня самого, по правде говоря, иногда появлялось такое же представление о себе. Но чтобы не открывать свои истинные чувства, я в присутствии отца и матери, от которых был отделён такой бездной, молчал.
— А что если бы тебе попросить этого господина, которого ты всегда зовёшь учителем? В такое время это можно?
Моя мать не могла иначе представить себе моего учителя. Учитель же был тот самый человек, который убеждал меня по приезде домой, поскорей, пока жив мой отец, получить свою долю имущества. Это не был человек, который мог бы рекомендовать меня по окончании университета на какое-нибудь место.
— Чем занимается этот твой учитель? — спросил отец.
— Ничем, — ответил я.
Я был уверен, что уже раньше объяснял отцу и матери, что учитель ничем не занимается. И отец, несомненно должен был это помнить.
— Как так — ничем? Должен же он что-нибудь делать, если ты его так уважаешь!
Отец, говоря так, хотел дать мне понять одно. По его мнению, все те, кто на что-нибудь годится, выходят в люди, получают соответствующее место и работают.
Очевидно он заключил, что учитель просто бездельник.
— Смотри, даже я... жалованья не получаю, а вовсе не занимаюсь одним гуляньем.
Так говорил отец. Я смолчал и на это.
— Если он такой замечательный человек, как ты говоришь, — он обязательно найдёт тебе место. Попробуй, попроси! — проговорила мать.
— Нет! — ответил я.
— Да как же иначе? Почему не попросить? Хоть письмом, что ли!
— Ладно!
Отделавшись этим ответом, я встал со своего места.
VII
Отец явно боялся своей болезни. Но когда приходил доктор, он не надоедал ему своими расспросами и не мучил этим своего собеседника. Доктор, со своей стороны, тоже был сдержан и ничего определённого не говорил.
Отец, повидимому, размышлял о том, что будет после его смерти. По крайней мере, он старался представить себе наш дом после того, как его уже не станет.
— Давать образование детям и хорошо и плохо. Выучишь их — и они уже не возвращаются обратно в дом! Выходит, что учишь затем, чтобы они потом отходили от своих родителей.
Благодаря полученному образованию мой старший брат был теперь далеко; в результате образования и я теперь решил поселиться в Токио. Жалобы отца, воспитавшего таких детей, соответствовали истине. И образ матери, всеми брошенной и одинокой в этом старом деревенском доме, где так долго жили, — картина, рисуемая его воображением, — была несомненно очень грустной.
Отец был убеждён, что дома тронуть нельзя. Он был уверен и в том, что нельзя тронуть и мать в этом доме, пока она ещё жива. Его сильно беспокоила эта одинокая мать, остающаяся после его смерти одна-одинёшенька в пустом доме. Поэтому в голове отца, говорившего мне: „Ищи себе хорошее место в Токио“, и меня к этому принуждавшего, сталкивались два различные желания. Мне было смешно наблюдать это противоречие, но в то же время я радовался что благодаря этому получу возможность уехать в Токио.