Серебристое дерево с поющим котом

Крапивин Владислав Петрович

– Там ведь никакой атмосферы. И абсолютный нуль в градусах…

Варя передёрнула плечами.

– Он превратился в ледяшку в один миг. – И впервые посмотрела на Маркони неласково. Он слабо огрызнулся:

– Кто его звал на площадку?.. А я знал, что ли, что именно морковь так сработает?..

– Никто тебе ничего и не говорит, – заметил Мат­вей. – А только на фига было включенный пульт на зем­лю бросать. Мог и сам случайно вознестись…

– Ну и… – бормотнул Маркони. Было ясно, что воз­нестись от такой

жизни он не боится.

Андрюша озабоченно сказал:

– Пим-Копытычу не надо говорить. Пусть лучше ду­мает, что Потап случайно потерялся. А то будет пережи­вать, когда узнает, что он погиб…

Антошка подумал, обвёл всех глазами. Сказал негром­ко, но уверенно:

– Не думаю, что Потап погиб. Когда кто-то мчится по межпространственному каналу, вокруг него появляется… ну, вроде такого магнитного кокона. Как защита.

– Какая там защита, если нет воздуха и смертельный холод, – печально возразил Сеня. – Он и двух секунд не выдержит.

– А там и нет никаких секунд! – объяснил Антошка. – В магнитном коконе время останавливается! Потап таким и будет, как в тот миг, когда взлетел! Пока не прилетит куда-нибудь!

– Ну и что хорошего? – не утешился Сеня. – При­летит на какую-нибудь огнедышащую звезду. Или будет мотаться в коконе целую бесконечность… Луч-то был на­правлен наугад.

– Может быть, кто-нибудь его выловит? – робко пред­положила Варя.

– Главное, что всё-таки не совсем погиб, – заметил Андрюша.

– А если и погибнет, значит, он жертва науки, – ска­зал Олик с печальной гордостью и поправил галстук мат­роски. – Посудите сами! Если бы он не полез на железо, Марик не кинул бы морковку! И ничего бы не было.

Это длинное рассуждение всем показалось вполне спра­ведливым. И Антошка посмотрел на Олика с благодарно­стью.

– Он как собака Лайка, которая первой из живых су­ществ полетела в космос, – добавил Олик, довольный, что его слушают со вниманием…

Неожиданно появился Пека. Примчался сюда прямо от профессора – нарядный и непривычный.

– Вы чего такие… похоронные?;

Андрюша и Олик рассказали ему про все события. Пека опечалился, он, как и все, любил Потапа. Погоревал и вдруг предложил:

– Знаете что? Надо ему памятник сделать.

Эта идея всем пришлась по душе.

– Только не здесь, чтобы Пим-Копытыч ничего не уз­нал, – распорядился Матвей,

Место для памятника выбрали на берегу Петуховки, при­мерно в километре от злополучного камня с проколотым серд­цем. Здесь из берегового откоса торчал угол старого кирпич­ного фундамента. Кирпичи расчистили и на них зубилом выбили силуэт усатого и хвостатого котёнка. И надпись: ПОТАП.

Варя сплела венок из мелких ромашек и повесила на воткнутую между кирпичей щепку.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Ожидание

Итак, транслятор был налажен. Оставалось дождаться старта. Но он, по утверждению Маркони, мог состояться не раньше десятого августа.

Антошка жил как все. Разве что на ночь иногда пре­вращался в Капа. Но делал это он всё реже. Чаще ночевал у друзей или у Егора Николаевича. Все в округе уже зна­ли, что этот резвый быстроглазый мальчишка – племянник профессора Телеги, приехавший на каникулы.

И бежали ребячьи летние дни. И ночи. Про ночи ска­зать надо отдельно. Особенно про те, когда Антошка оста­вался у Сени.

Первый раз это случилось после того бурного дня, когда Антошка и профессор вернулись из поездки и когда скан­дально провалился со своими рэкетирскими планами Пека, а Потап улетел в космос. Родители не удивились, что Сеня привёл приятеля. Дело обыкновенное: летом мальчишки то и дело ночевали друг у друга, чтобы допоздна поболтать о всякой всячине, а то и подурачиться, кидая друг в друга подушками.

В распоряжении Сени была застеклённая веранда с дву­мя раскладными дачными койками. Так что болтайте, друзья, на здоровье хоть всю ночь, никому не мешаете.

Но сначала, конечно, Антошка вдоволь наигрался с Ни­китой. Того еле утащили спать. Потом ещё пили чай с ма­миным печеньем, смотрели по второй программе третью се­рию “Мушкетёров” и улеглись только к полуночи.

Сдвинули раскладушки.

В жидком сумраке летней ночи темнели за стеклами кусты сирени. Постукивал вдали поезд. Где-то тренькала гитара.

Антошка откинул одеяло, лёг на живот, положил под­бородок на согнутые локти. Сеня тоже. Помолчали. И Сеня вдруг заново поразился тому, что происходит. Что удиви­тельнее всех его фантастических выдумок. Ведь на самом деле он лежал рядом с жителем планеты, которая, по сло­вам Маркони, в ста четырнадцати парсеках от Земли!

Днём-то почти забывалось, что Антошка не здешний, не земной. Потому что был он совершенно обыкновенный мальчишка.

Но сейчас перед Сеней со всей ясностью встала необыч­ность событий, связанных с Капом. Даже страшно сдела­лось: будто в пугающей громадности распахнулось мировое пространство. Сеня дёрнул спиной от озноба.

Антошка придвинулся ещё ближе – так, что горячим своим плечом тронул Сенино плечо. И Сеня опять вздрог­нул: его коснулся инопланетянин. Однако нервный ток пробежал по жилкам и растаял. Сене подумалось, что ны­нешний-то Антошка – совершенно земной. Ведь он слеп­лен из здешних атомов. А от Ллиму-зины в нём лишь ка­пелька с живой искрой-памятью.

И тогда Сеня шевельнулся и обрадованно положил руку на острые и тёплые Антошкины лопатки. А тот будто про­читал Сенины мысли. Сказал шёпотом: