Серебряная корона
Шрифт:
Теперь этот Улоф. В тот день он был в Мартебу, но никто это подтвердить не может. Он работал в вечернюю смену в отделении неотложной помощи и был на месте на летучке в четырнадцать тридцать. Улоф как-то сказал Хенрику Дюне: «Ради чего стоит жить, за то можно и умереть». Ради чего стоит жить, за то можно и убить? Ради чего же? Любви к Биргитте? Права жить и не быть униженным? Ради чего еще?
Тут Мария увидела, что на дисплее под потолком мигает вызов из четвертой палаты. Вот оно! Мария почувствовала, как в теле вскипает адреналин, иголками покалывая в кончиках пальцев. Усталость мгновенно исчезла. В голове закружились мысли: «Что это? Ошибочный сигнал?»
— Мона! Проснись! — Он наклонился над куклой.
— Полиция! Бросай оружие! — закричал Хартман.
Мария в единый миг подскочила к мужчине и выхватила у него продолговатый предмет. Он оказался совсем не тяжелым и шлепнулся на пол с глухим стуком, как рулон туалетной бумаги…
— Какого черта? — прошипел мужчина, когда Мария заломила ему руку за спину. В это время на потолке зажглась лампа. Предмет оказался букетом в зеленой оберточной бумаге.
Где-то далеко взвыли полицейские сирены. Мария поняла, что Арвидсон и Эк далеко не уезжали, ожидая вызова.
Глава 44
— Как вы могли упустить из виду Мону Якобсон? — проворчал Трюгвесон.
Но выглядел он довольным. Даже смотрел по-другому, поэнергичнее, что ли.
— Мона потребовала, чтобы ее отпустили домой, едва я вышла из ее палаты. Она, должно быть, проснулась от сигнала. Персонал не имеет права удерживать пациентов насильно. Ее уговаривали остаться, но она сорвала капельницу и убежала из отделения. И успела добежать до Тропы Любви, что идет под Виселичной горой, когда ее догнал Арвидсон.
— Она что, опять в инфекционном? — усмехнулся Трюгвесон, но поймал недоуменный взгляд Марии, и лицо его посерьезнело.
— Да. Эк проводил ее в больницу. И теперь он там с ней.
— А нужно ли это, раз подозреваемый уже задержан?
Мария расслышала иронию в его голосе, но слишком устала, чтобы съязвить в ответ.
— Это тебе решать. Я считаю, есть риск, что она может причинить себе вред или уничтожить доказательства.
— Я переговорил с прокурором насчет обыска дома у Хенрика Дюне. Он обещал выдать ордер. Кроме того, мы остановим дорожно-ремонтные работы в Тофте. Я знаю, что дорожное управление будет возражать, но интересы следствия все же важнее, чем удобство туристов. Дюне ведь мог закатать под асфальт орудие преступления. Мария, иди домой, ложись спать. — Трюгвесон взглянул на Марию. — Ты выглядишь ужасно. Забирай Хартмана, и уходите оба. Он уже пролил кофе себе на воротник. Только позорит мундир, ха-ха!
Мария нехотя улыбнулась. Когда на работе все клеится, то Трюгвесон держится вполне прилично.
Хенрик Дюне ерзал на зеленой скамье в допросной комнате. У него забрали все его личные принадлежности, вплоть до брючного ремня. Хенрик упрямо смотрел в стол, стесняясь включенного магнитофона. Сидящий напротив него Хартман терпеливо повторил вопрос:
— Мы нашли у вас дома винтовку Вильхельма Якобсона. Как она к вам попала?
— Он забыл ее у меня дома.
— Когда? — Хартману от усталости хотелось врезать этому мужику.
— Не знаю, — протянул Дюне.
— Вы сказали, что с ним не общались. Вы никогда не бывали у Вильхельма, а он — у вас, по крайней мере последние десять лет. Так записано в протоколе допроса, проведенного у вас дома неделю назад.
— А-а. — Хенрик выковырял грязь из-под ногтя большого пальца.
— Откуда у вас это оружие? — Тон Хартмана стал жестче.
Хенрик тянул с ответом.
— Оно просто было в моем доме. Я без понятия, как оно там оказалось. Я обычно не закрываю дверь. В деревне мы друг другу доверяем.
— Теперь обсудим дорожные работы. Ваши товарищи говорят, что в четверг вы пришли на работу первым. Это для вас нетипично, поэтому они и запомнили. Целый день потом об этом шутили. — Хартман умолк в ожидании ответа.
— Да, ну и что? Что в этом особенного?
— Мы разрыли часть дороги, которая была недавно заасфальтирована. Ту часть, где в четверг вы положили минеральное полотно и залили асфальт.
— Вот это вы зря сделали!
— Я так не считаю. Мы нашли под асфальтом кочергу, если это вам что-нибудь говорит!
— Поздравляю. Это, безусловно, самая дорогая кочерга за всю историю Готланда! — улыбнулся Хенрик.
— Возможно. Это вы ее туда положили?
— Нет, не я.
— Как вы можете объяснить, откуда она там взялась?
— Никак, черт возьми!
Хартман увидел, как верхняя губа Хенрика покрылась мелкими капельками пота.
— Мы показали кочергу Моне Якобсон. Именно она исчезла из ее рыбацкого домика после убийства ее мужа! Рана на его голове соответствует размеру и форме кочерги. Это вы ее положили под дорожное покрытие? — Хартман чеканил каждый слог.
— Нет, не я! — Хенрик рванулся было, чтобы встать и уйти, но снова сел на место.
— Есть большая вероятность, что вас на основании всего этого посадят. Так это вы положили ее туда?
— Да я без понятия, как там очутилась эта кочерга.
— Где вы были в понедельник, в девять вечера?
Хенрик призадумался, а затем впервые взглянул Хартману в глаза:
— В городе. Я не имею никакого отношения к смерти Биргитты!
— Что вы делали в городе?
— Вы все равно не поверите!
— Постарайтесь меня убедить. — Хартман откинулся назад, соединив пальцы под подбородком.
— Мне позвонили и предложили поработать за хорошие деньги. Мужик хотел встретиться в городе и все обсудить.
— Оплата черным налом?
— Не знаю. Я заинтересовался. Мы должны были встретиться на Центральной площади около винного магазина. Но он не пришел, и я поехал домой. Непонятно, что это было. Странно.
— Голос был знакомый?