Серебряная ветка
Шрифт:
А вскоре радушный прием оказали им и ее обитатели: старый управляющий Сервий, служивший когда-то опционом [6] у отца Флавия, Кута, его жена, Киндилан, их сын, когда вернулся из хлева, и другие работники — мужчины и женщины, все вольнонаемные.
— Тетя Гонория держит несколько старых рабов, — пояснил Флавий, — но на нашей ферме всегда трудились только вольные работники. Бывают иногда кое-какие трудности, но мы с ними справляемся. Переменить уже ничего невозможно.
6
Опцион — помощник центуриона.
Друзья провели там пять дней, и именно в эти пять дней Юстин впервые открыл для себя Британию. Обнаженные зимние леса, пестрые, как грудка куропатки; медлительная, резкая речь работников; чибисы на зимней пашне и низкий, длинный господский дом, который неоднократно перестраивали последующие поколения, но где в самой сердцевине его еще сохранился закопченный зал — нынче кладовая, а некогда центр жилища, того самого, построенного другим Марком Флавием Аквилой для себя, своей жены-британки и народившихся у них детей. Все это вместе и было для Юстина Британией.
Он много думал о том, первом, Марке Флавии Аквиле, пока с удовольствием обходил вместе с Флавием нынешним хлев, коровники и амбары или помогал старому пастуху Бьюку ухаживать за новорожденными ягнятами. Ведь и в нем самом тоже была частица крови того Марка, и старый дом и вся долина как бы связывали их между собой.
Раздумывал он о том Марке и в последний вечер, когда они с Флавием стояли рядышком, облокотясь на невысокую стену, которая защищала от оползней виноградники, располагавшиеся террасами на теплом южном склоне холмов. С того места, где они стояли, было видно все хозяйство, доходившее до края леса, который замыкал долину. Все вокруг выглядело успокоенным, притихшим в сгущающихся зимних сумерках.
— Знаешь, Юстин, странное дело, — проговорил вдруг Флавий, — я бываю здесь очень помалу, от силы по две-три недели, с тех пор как… как помню себя. Но всегда это место было для меня родным домом. — Он теснее прижался к старой стене. — И выглядит все неплохо, несмотря ни на что.
— На что несмотря?
— Прежде всего на то, что я служу в легионе и меня здесь вечно нет. Вообще-то, мне бы следовало остаться тут и помогать Сервию управлять фермой. Но сам знаешь, какие мы, — военная служба у нас в крови. Вот взять хотя бы тебя: ты лекарь, но и тебе не удалось избежать службы в Орлах. К счастью, Сервий в тысячу раз лучше меня управляется с хозяйством, хотя в наше время хозяевам небольших поместий приходится тяжело. Вероятно, в те времена, когда мой тезка впервые расчистил долину и поселился здесь, было гораздо проще.
Они помолчали немного, потом Флавий добавил:
— Знаешь, я давно ломаю себе голову над вопросом: что, собственно, кроется за возникновением нашей фермы?
— Что ты хочешь этим сказать? Флавий заколебался.
— Понимаешь, — наконец ответил он, — он… ну Марк… если верить семейному преданию, он был всего лишь младший центурион, когда его ранили в ногу в какой-то стычке с местным племенем и умолили из рядов легиона по состоянию здоровья. И тем не менее сенат пожаловал ему землю под поместье и наградные за полный срок службы. Как-то не похоже на сенат.
— А может, у него была сильная рука в сенате? Случается же такое.
Флавий покачал головой:
— Сомневаюсь. Наша семья не из тех, кто обзаводится могущественными друзьями.
— Ну тогда, может быть, какое-то особое вознаграждение?
— Вот это больше похоже на правду. Вопрос только — за что? А?
Юстин почувствовал, что Флавий повернул голову и смотрит на него, явно не решаясь что-то сказать.
— У тебя есть какая-то идея?
— Да… только я не уверен… — Флавий неожиданно вспыхнул до корней своих огненно-рыжих волос. — Знаешь, мне не раз приходило в голову: а не связано ли это как-то с Девятым легионом?
— С Девятым легионом? — недоумевающе переспросил Юстин. — Это тот, который послали в Валенцию усмирять тамошние племена и он бесследно сгинул?
— Ну да. Я знаю, звучит надуманно, никому, кроме тебя, я бы этого не сказал… Но дело в том, что отец Марка, если помнишь, исчез вместе с легионом, а сам Марк, по семейным преданиям, еще до того, как женился и обосновался здесь, пережил какое-то приключение на севере. Это… да еще чутье мне подсказывает… понимаешь?
Юстин кивнул. Он все понимал. Но сказал только:
— Интересно. Для меня это все так ново. А ты, наверное, изучил семейную историю вдоль и поперек.
Флавий засмеялся. Несвойственная ему серьезность улетучилась в один миг.
— Не я. Тетя Гонория. Каждый чих в семье в течение двухсот лет ей известен. — Флавий перегнулся через стену и окликнул Сервия, который появился на нижней из трех террас виноградника: — Эй! Сервий! Мы тут, наверху!
Старик задрал голову вверх, увидел их и направился к ним размашистым легионерским шагом — так и казалось, что в такт шагам звякают металлические налокотники.
— Вот вы где. — Он остановился прямо под ними. — У Куты ужин почти готов.
Флавий кивнул.
— Идем, — сказал он, однако не тронулся с места. Он медлил, как будто не женил покидать свой наблюдательный пост и сидеть последний вечер в четырех стенах. — Мы говорили, Сервий, о том, что поместье хорошо выглядит.
— Да, неплохо, несмотря ни на что. — Серпий, сам того не зная, повторил недавние слова Флавия. — Но я считаю, мы отстали от времени. Вот бы нам поставить на пруду водяную мельницу, одну из этих новых. Высоты напора воды у нас бы хватило, колесо бы поворачивало.
— Да, было бы замечательно, — отозвался Флавий. — Но, увы, это невозможно.
— Мне ли этого не знать. Налог на зерно нынче так подскочил, что дай нам боги сохранить все как есть, куда уж там заводить новшества.
— Не ругай хлебный налог, Сервий. Платить надо, — рассудительно проговорил Флавий. — Чтобы защищаться от саксов, требуется и флот, и береговые крепости. Помнишь, до того, как Караузий взял власть в свои руки, летними ночами пылали поместья на побережье, и мы смотрели и думали: как далеко в глубь суши зайдут Морские Волки?