Серебряные коньки
Шрифт:
Бен смотрел на Питера со смешанным чувством досады, восхищения и удивления, и это заметили остальные, когда мальчики подкатили к ним.
Они слышали, как Бен сказал по-английски:
– Ты на льду как птица, Питер ван Хольп. Ты первый, кто обогнал меня в честном соревновании, можешь мне поверить!
Питер понимал по-английски лучше, чем говорил на этом языке, и потому ответил на похвалу Бена только шутливым поклоном, но не сказал ничего. Быть может, он еще не отдышался.
– Ах, Бенджамин, что ты с собой делаешь? Раскалился, как кирпич в печке… Это нехорошо, – жалобно проговорил Якоб.
– Пустяки! –
– Однако тебя побили, дружище, – сказал Ламберт по-английски, – и жестоко побили! Интересно, что-то будет в день больших состязаний?
Бен вспыхнул и бросил на него гордый, вызывающий взгляд, как бы желая сказать: «Сейчас мы только забавлялись. Будь что будет, а я твердо решил победить!..»
Глава XXXI
Мальчики и девочки
Когда мальчики добрались до деревни Воорхоут, расположенной неподалеку от Большого канала, примерно на полпути между Гаагой и Хаарлемом, им пришлось держать совет. Ветер, вначале не сильный, все крепчал и наконец задул так, что бежать против него стало трудно. Казалось, все флюгеры в стране устроили заговор.
– Не стоит бороться с таким ураганом, – сказал Людвиг. – Он врезается тебе в глотку, как нож.
– Ну так не разевай рта! – проворчал «ласковый» Карл, грудь у которого была крепкая, как у бычка. – Я стою за то, чтобы двигаться дальше.
– В таком случае, – вмешался Питер, – надо спрашивать самого слабого в отряде, а не самого сильного.
Принципы у капитана были правильные, но его слова задели самолюбие Людвига, младшего в отряде. Пожав плечами, он возразил:
– А кто у нас слабый? Уж не я, конечно… Но ветер сильнее любого из нас. Надеюсь, вы снисходительно признаете это!
– Ха-ха-ха! – расхохотался ван Моунен, едва держась на ногах. – Это верно.
Тут флюгеры, судорожно дернувшись, что-то протелеграфировали друг другу… и внезапно налетел вихрь. Он чуть не сшиб крепкогрудого Карла, едва не задушил Якоба, а Людвига сбил с ног.
– Решено! – закричал Питер. – Снимайте коньки! Пойдем в Воорхоут.
В Воорхоуте они отыскали маленькую гостиницу с просторным двором. Двор был хорошо вымощен кирпичом, и, что еще лучше, в нем имелся полный набор кеглей, так что мальчики быстро превратили свое невольное заключение в веселую забаву.
Ветер был неприятен даже в этом защищенном месте, но теперь они твердо стояли на ногах и не обращали на него внимания.
Сначала – сытный обед, потом – игра. Обладая кеглями длиной в руку, шарами величиной с голову, силой в избытке и свободным пространством в шестьдесят ярдов длиной для катания этих шаров, не удивительно, что мальчики были довольны.
В эту ночь капитан Питер и его спутники спали крепко. Никакой грабитель не прокрался к ним, чтобы потревожить их сон, и, так как их разместили по разным комнатам, наутро им даже не удалось устроить бой постельными валиками.
Сколько они съели за завтраком! Хозяин прямо-таки испугался. Спросив у них, откуда они родом, он решил, что жители Брука морят голодом своих детей. Какой позор! Да еще таких приятных молодых людей!
К счастью, ветер наконец выбился из сил и сам улегся спать в огромной морской
Для хорошо отдохнувших ребят бег до Лейдена был детской игрой. Здесь они немного задержались, так как Питеру надо было зайти в «Золотой орел». Из города он ушел успокоенный: доктор Букман побывал в гостинице, прочел записку, излагавшую просьбу Ханса, и отправился в Брук.
– Однако я не могу сказать, потому ли он уехал так скоро, что прочел вашу записку, – объяснил хозяин гостиницы. – В Бруке внезапно занемогла какая-то дама, и за ним спешно прислали.
Питер побледнел.
– Как ее фамилия? – спросил он.
– Да, видите ли, в одно ухо вошло, в другое вышло… Как ни старался – запамятовал. Чума их возьми, тех людей, что прямо не в силах видеть проезжего в удобной гостинице: не успеешь оглянуться, как его уже тащат прочь!
– Вы сказали, эта дама живет в Бруке?
– Да! – грубо буркнул в ответ хозяин. – Вам еще что-нибудь нужно, молодой господин?
– Нет, хозяин… Только мне с товарищами хотелось бы перекусить у вас чего-нибудь и выпить горячего кофе.
– Перекусить вы можете, – теперь уже очень любезным тоном ответил хозяин, – да и кофе выпить, самого лучшего во всем Лейдене. Идите к печке, господа… Теперь вспоминаю… Это была вдова… кажется, из Роттердама… Она гостит у какого-то ван Ступеля, если не ошибаюсь.
– Так, так, – промолвил Питер, у которого гора с плеч свалилась. – Они живут в белом доме у Схлоссенской мельницы… Ну, мейнхеер, теперь будьте добры подать нам кофе.
«Какой я дурак! – думал он, когда отряд вышел из „Золотого орла“. – Ведь я был уверен, что это моя мать… Впрочем, может быть, она тоже чья-нибудь мать, эта бедная женщина. Интересно, кто бы это мог быть?»
В тот день на канале между Лейденом и Хаарлемом было мало народу. Но когда мальчики приблизились к Амстердаму, они снова попали в самую гущу движущейся толпы. В первый раз за зиму на канале начал работать большой эйсбреекер [53] , но места оставалось еще достаточно для конькобежцев.
53
Э й с б р е е к е р – тяжелая машина, снабженная железными клиньями, которыми она, двигаясь, ломает лед. Маленькие ледоколы передвигают вручную, к большим припрягают лошадей; иной раз шестьдесят или семьдесят лошадей тащат один ледокол. (Примеч. авт.)
– Троекратное «ура» в честь родного дома! – крикнул ван Моунен, когда вдали показался огромный Западный док (Вестлейк-док).
– Ура! – закричали все в один голос. – Ура! Ура!
Обычай кричать «ура» был заграничным нововведением. Его вывез из Англии Ламберт ван Моунен. Ребята всегда кричали «ура» на английский лад; им это так нравилось, что они поднимали громкий крик при всяком удобном случае – к великому смятению своих соотечественников, любителей тишины и спокойствия.
Вот почему их приход в Амстердам вызвал целую сенсацию, особенно среди маленьких мальчуганов на верфи.