Серебряный адмирал

Шигин Владимир Виленович

Потери ж англичан были еще значительнее. Одних убитых насчитывалось более шести тысяч человек, раненых же никто не считал вовсе. Среди павших был вице-адмирал Барклей и несколько десятков капитанов. Три тысячи англичан во главе с младшим флагманом Аском попали в плен. В корабельном составе потери сынов Туманного Альбиона были тоже весьма внушительными: семнадцать английских кораблей были сожжены и потоплены, а шесть стали трофеями победителей. Как это обычно бывает после неудачи, в Лондоне начался грандиозный скандал. Искали виновника поражения.

Козлом отпущения сделали герцога Альбемарле, хотя именно он, как раз в отличие от короля, герцога Йоркского и первого лорда адмиралтейства, ни в чем

виноват не был. Причина поражения крылась, прежде всего, в преднамеренном дроблении флота, то есть в ошибке стратегической. Генерал Монк, как мог, оправдывался, говоря, что все его капитаны — отъявленные трусы. Это тоже было, мягко говоря, неправдой. В конце концов обвинители так ни к чему однозначному не пришли. С должности Альбемарле не сняли, но нервы потрепали порядочно.

А вот как оценивают личный вклад в выдающуюся победу при Па-де-Кале историки: «Ясное понимание тактической обстановки дало де Рюйтеру в последний момент победу: он не замедлил отказаться от своего строя, бросился на противника и таким путем соединился с находившейся под ветром частью своего флота. Вторжение всех наветренных судов в строй англичан заставило последних дрогнуть. Упорство голландцев, их жестокая борьба и то обстоятельство, что ни одно из их судов не попало в плен к англичанам, имело особое основание. Господствовала паника перед английским пленом и потребность отомстить за все те ужасы, которые претерпевали пленные в английских тюрьмах, где многие умирали от голода, болезней и грязи. Де Рюйтер воспользовался и этим обстоятельством, распределив всех бывших ранее в плену по всем судам; он и сам неоднократно указывал в беседах с командами, что попасть в плен к англичанам равносильно позорной смерти. Таким образом, помимо уверенности в победе, толкала голландцев на подвиги и доставила им победу еще и жажда мести. Наоборот, англичане знали, что в голландском плену их не подвергнут унижению; поэтому биться до последней возможности для них не было такой необходимости. Талант де Рюйтера сказался также и в умении действовать на психологию подчиненных».

Этот четырехдневный бой является одним из самых значительных в военно-морской истории из-за величины флотов, громадных потерь, длительности сражения и серьезных тактических и стратегических уроков, которые он нам дал Громадная ошибка — разделение английских сил — ясна сама по себе; далее если бы французский флот наступал, такое разделение не могло иметь места, оно ничем не было вызвано. Лишь крепкая внутренняя спайка, связывавшая английский офицерский состав, не допустила поражения до крайне тяжелых последствий; если бы тот же дух царил в голландском флоте, англичанам пришлось бы совсем плохо. Тут даже энергичное и лихое командование де Рюйтера не могло бы исправить существующих в голландском флоте недостатков; отсутствие дисциплины зашло так далеко, что каждый флагман действовал на свой риск и страх. В то время как один сражался под ветром, другой преследовал неприятельские суда, оба отделились среди боя от своего командующего; не говорю уже о попытке двух младших флагманов бежать с поля битвы.

Сразу же по возвращении на свои базы противники начали одновременно лихорадочно ремонтировать свои потрепанные флоты, понимая, что впереди еще не одно сражение. Все голландские порты в эти дни напоминали разворошенный муравейник. На какое-то время пришлось приостановить строительство новых кораблей, все силы были брошены на починку поврежденных старых. На эллингах и в сухих доках латали большие корпусные пробоины, на лесопилках пилили и обтесывали мачты и рангоуты, в парусных и канатных мастерских шили паруса и вили тросы и канаты. После ремонта корпуса корабли один за другим буксировали шлюпками к подъемным кранам, которые вытаскивали из их палуб огрызки перебитых

мачт и вставляли на их место новые, затем сразу же, без всякой задержки, корабль оттаскивали дальше к причалу, и там начиналась его оснастка. В последнюю очередь меняли артиллерию, загружали припасы и порох. Оснащенные и вооруженные корабли немедленно отводили на рейд, чтобы освободить место следующим. Всюду куда-то бежали, что-то тащили, пилили, строгали, вязали и сращивали, конопатили и смолили. Стучали молотки плотников, конопатчиков и кузнецов. Корабельные экипажи работали бок о бок с рабочими верфей. Каждому из матросов Рюйтер дал для отдыха всего пару дней, но большинство не воспользовалось и этим. Все понимали, что сейчас на противоположной стороне Северного моря англичане ударными темпами выполняют такую же работу, и в скором времени она должна уже завершиться.

Глава третья

Нордфорелендская трагедия

Спустя всего лишь девятнадцать дней после возвращения голландский флот был снова приведен в боевое состояние. Поврежденные корабли отремонтировали и загрузили припасами. Кроме этого флот пополнили и рядом новых кораблей. Всего у Рюйтера было теперь восемьдесят кораблей и восемь брандеров. Еще около двух десятков единиц, все еще не успевших с ремонтом, должны были присоединиться к нему несколько позднее.

Разумеется, что лучше всего было бы собрать все силы в единый кулак. Но Рюйтер торопился не допустить, чтобы англичане перехватили инициативу. Сейчас важно было закрепить прошлый успех.

— Я хочу идти прямо в Темзу, чтобы там добить остатки английской армады! — говорил Рюйтер о своих намерениях.

От этой идеи его, однако, отговорили лоцманы, сославшись на то, что не знают тамошних многочисленных банок и течений, тем более что если уж сами англичане там сели на мель, то трудно представить, чем грозит эта затея голландскому флоту. Согласившись с их доводами, Рюйтер несколько поостыл, но ненадолго.

— Тогда пойдем к английским берегам и высадим им хороший десант! — решил он, немного подумав.

Но и с десантом ничего не вышло. Посланные в разведку яхты сообщили, что берега англичане хорошо охраняют, а в глубине их стоят готовые к отражению нападения войска. И от этого плана также пришлось отказаться.

— Выходим в море и постараемся выманить туда англичан! — распорядился Рюйтер и поднял свой флаг над 100-пушечным кораблем «Семь Провинций».

На этот раз в поход с голландцами отправилось уже более полутора десятков молодых французских аристократов. Волонтерство в голландском флоте становилось модной и щекочущей нервы забавой для золотой французской молодежи.

Пока англичане долатывали последние свои корабли, голландский флот уже демонстративно дефилировал у их берегов, наглядно демонстрируя всем и вся, кто теперь истинный хозяин морей и океанов. Это был сильный удар по британскому самолюбию.

Англичане не были готовы к столь быстрому появлению противника, некоторое время не желая даже верить в факт присутствия Рюйтера у своих берегов. Увы, ослепленные позором поражения, они забыли простую древнюю истину, что раны у победителей затягиваются гораздо быстрее, чем у побежденных.

Наконец, 29 июля и британский флот показался из устья Темзы. На этот раз он насчитывал девяносто кораблей и двадцать брандеров. Во главе фота были уже знакомые голландцам воители: принц Руперт и герцог Альбемарле, он же генерал Монк. Вместе с собой принц взял в море на этот раз и главного хирурга флота Джеймса Пирсона. Помимо виртуозного владения ланцетом Пирс не менее виртуозно владел кистью и карандашом. Именно ему потомки обязаны наброскам всех фаз будущего сражения.

Узнав о выходе англичан, Рюйтер немедленно созвал капитанский совет, на котором сказал: