Серебряный вариант (Романы, повесть)
Шрифт:
— Вы же читали газеты.
— При чем здесь я? — Тон его холодеет.
— Во-первых, серебро было спрятано в вашей хижине.
— Хижина не моя, я в тот раз воспользовался ею случайно.
— Известно, что хижина принадлежит Паскве, хотя он и отрицал это на допросе.
— Пасква назвал меня?
— Нет, не назвал.
— Тогда пусть в полиции проверяют, кем и у кого она куплена.
— Я полагаю, уже проверили. Но не в этом главное.
— В чем?
— В том, что рассказал мне за завтраком в сенатском клубе комиссар Бойль, — сочиняю я. — В том, что он не поведал газетчикам.
— А
— Что Пасква купил себе свободу за две тонны серебряных слитков. — Я внутренне торжествую, видя, как мертвенно бледнеет Мердок.
— Бойль так и сказал?
— Не совсем. Но я так понял. Пасква, мол, бежал прошлой ночью, когда его отправляли в вудвилльскую тюрьму в обычной тюремной карете под охраной всего двух полицейских, причем без кандалов и наручников. Бежал где-то за Городом на лесной дороге, воспользовавшись случайной остановкой. Удивленный, я спросил Бойля, почему была проявлена такая беззаботность по отношению к опасному преступнику. Бойль как-то странно усмехнулся и ответил: «Теперь он никому не опасен. Главное, что благодаря ему мы нашли серебро». Ну, я сделал свой вывод и, вернувшись в отель, тут же позвонил вам.
— Бегство Пасквы и дальнейшая судьба его меня не интересуют, но за любопытную информацию спасибо, — медленно, очень медленно, как бы нехотя замечает Мердок, и мне кажется, думает он примерно о том, о чем предупреждал меня Мартин: взвешивает все «про» и «контра» вероятности нашего участия в удаче полиции. Но говорит Мердок о другом: — Мне очень жаль, что вы не взяли моего чека, Ано.
— Я работаю на Стила, дружище, — напоминаю я.
— Меня не интересует личность Стила, — сердито перебивает Мердок, меня интересует личность Уэнделла. Сейчас, во время предвыборной кампании, возможны всякие маневры конкурирующих партий. Любопытно, например, собираются ли ущемить меня популисты в связи с делом таинственно бежавшего Пасквы?
— Я не выдаю партийных секретов, Мердок.
— Вы же не популист.
— Тем более. Меня к секретам и не подпускают.
— Но с вами достаточно откровенны.
— Поверхностно, Мердок. По касательной. Но то, что мог рассказать, рассказал. Из чистой взаимоприязни. Пока, конечно.
— Пока?
— Разве можно заглянуть в будущее? Мало ли куда и когда разбросает нас жизнь. Обойдемся без чеков.
Мердок встает. Мы прощаемся. Похоже, он мне поверил. Тогда все идет как надо. Мат в два хода, и оба сделаны. Остается ждать конца Пасквы.
Я узнаю о нем от Мартина в баре «Омона» через два дня.
— Отойдем от стойки, — шепчет он, — есть новости.
Мы отходим с пивными кружками к столику.
— Сейчас встретил инспектора привокзального района. Сегодня утром Паскву нашли мертвым у бильярдной, с тремя пулевыми ранениями, в грудь и живот. Инспектор предполагает конкурентные счеты. Месть за Бидо. Но мы-то знаем.
— Угадали, — говорю я.
— Ты угадал и отомстил за Луи.
— Это не месть, а возмездие.
— Может, и так, — соглашается Мартин и почему-то спрашивает: — А что делает Пит?
— Собирает материалы, теперь уже против Мердока.
— У Жанвье?
— Не только. В бильярдных и барах.
— Рискуем и его жизнью, Юри.
— Пит сам вызвался. А он человек осторожный. Ни во что не вмешивается. Лишь угощает и слушает.
— Кажется, скоро Мердоку будет жарко.
Я соглашаюсь с Мартином, не вдаваясь в подробности, — тороплюсь. Нужно повидаться с Бойлем, Уэнделлом и Стилом. Первых двух рассчитываю найти на бирже. О том, что Уэнделл поехал туда, сообщила мне его секретарша в управлении заводов. Бойль, надо думать, воспользовался тем же источником информации. Доложить Уэнделлу о Паскве он должен до выпуска вечерних газет.
В шестом кабинете фондовой биржи я вижу сразу троих — Уэнделла, его маклера Кингстона и Бойля, несколько смущенного моим появлением. Но Уэнделл как будто даже обрадован.
— Привет человеку, который всегда появляется вовремя. Мы только что о вас вспоминали, — улыбается он и обращается к маклеру: — Проверьте ваших брокеров, Кингстон, а мы тут обсудим одно дело.
Кингстон, почтительно поклонившись, уходит в биржевой зал, а Уэнделл продолжает:
— Конечно, вы уже знаете, мсье Ано.
«Мсье» он добавляет для Бойля.
— Знаю, мистер Уэнделл.
— От кого, не секрет?
— Не секрет. От репортера «Брэд энд баттер».
— И в каком же духе будет сообщение в газете?
— Полиция предполагает конкурентные счеты, — повторяю я слова Мартина. — Привокзальный район — я имею в виду ночные бары, закусочные и бильярдные — это район «пистолетников», услугами которых пользуются и наши конкуренты на выборах, в частности «джентльмены». Убийство Пасквы рассматривается как месть за Бидо. В том же духе будет подана заметка в газете.
— А что вы скажете, Бойль? — спрашивает Уэнделл.
— Не возражу, когда ко мне обратятся.
— Правильно, Бойль. Пока эта версия устраивает нас. Мы так и сообщим в «Сити ньюс», только не на первой полосе и как можно сдержаннее. В свое время мы к этому вернемся — в прямой связи с серебром. Вы меня понимаете, Ано?
Он забывает о «мсье», Бойль тотчас это замечает.
— У меня есть предложение, мистер Уэнделл. — Я продолжаю держаться официально. — Хорошо, если бы статья о похитителях серебра была написана не рядовым сотрудником газеты и даже не ее редактором. Автором, мне кажется, должен быть человек более влиятельный и, главное, более авторитетный для всех избирателей.
— Кто же, по-вашему?
— Скажем, сенатор Стил.
Уэнделл долго молчит, он очень серьезен.
— Ценное предложение, — откликается наконец он, — весьма ценное. Статья сенатора Стила — это бомба. Она сметет и самого Мердока, и его кандидатов. Но достаточно ли обвинительных материалов будет у Стила? И достаточно ли они будут убедительны?
— А мы ему поможем.
— Вы — первый, — говорит Бойль. — Вспомните, что вы рассказывали мне о галунщиках.
— Многие вспомнят, когда это потребуется, — отвечаю я. — Бойль же соберет все сведения о лице, внесшем тридцать тысяч франков на текущий счет комиссионной конторы, подытожит показания мердоковских «пистолетников», потревожит жертв их предвыборного шантажа — Стилу никто не откажет, — вот вам и тезисы для обвиняющего удара сенатора. Подготовит его профессиональный журналист, сохранив речевую манеру Стила. А сенатора уговаривать не придется. Он сделает это с полной убежденностью в собственной правоте.