Сережкины истории. Детство
Шрифт:
На детских пластинках загадок также хватало. К примеру, кто были те «неуклюжи», что бежали по лужам, я понял только в начальной школе.
Родительские песни до сих пор звучат в моей памяти. Со временем их смысл прояснился, а слова напитались неизбывным теплом.
Сон
Ещё на Вокзальной магистрали перед самым пробуждением мне часто снился один и тот же тревожный сон. Прямо в своей кроватке я проваливался в бездонную шахту лифта. Полёт длился бесконечно. Когда страх достигал апогея, я просыпался.
«Ты просто растёшь во сне», – успокаивала меня мама.
А
Удачная фотография
В детстве я мечтал иметь собственный электромобиль, но, к сожалению, стоил он слишком дорого. Это была чудесная машина! Внизу справа находилась педаль газа, а возле руля – рычаг переключения скоростей, и мне до жути хотелось хотя бы раз на ней прокатиться.
Однажды мы с папой отправились в фотоателье. В зашторенном просторном помещении на небольшом возвышении, со всех сторон освещённый прожекторами, стоял тот самый автомобиль. Я дико обрадовался внезапно открывшейся возможности, но фотограф предусмотрительно сообщил мне, что моя мечта сама не ездит, а находится здесь лишь для экспозиции.
Я был одет в новенький клетчатый костюм с кожаными вставками на пиджачке, чёлка слегка зачёсана на бок. Пока взрослые улаживали формальности, я мигом оседлал электромобиль и, вопреки строгому наставлению фотографа не двигаться, делал во время съёмки лёгкие, едва заметные раскачивающиеся движения туловищем, подталкивая машинку вперёд.
Казалось, что после этого фото должно было получиться смазанным, но портрет вышел великолепным. Более того, снимок оказался настолько удачным, что его отпечатали на огромном плакате и поместили в витрину «Детского мира», который находился на пересечении улиц Ленина и Советской. Когда нам с мамой случалось проезжать на троллейбусе мимо магазина, я, прищурив глаза, громко, чтобы все вокруг услышали, спрашивал:
– Мам, а кто этот мальчик на большой фотографии в электромобиле?
– Да это же ты! – смеясь, снова и снова отвечала она.
А я, блаженствуя, ловил на себе взгляды любопытных пассажиров, с улыбкой сравнивающих хвастливый оригинал с его фотографией.
Художник Софья Корякина
Бабайка
Бабайка обитал в странной чёрно-белой картине и был похож на задранную вверх медвежью морду. Его присутствие меня немного беспокоило. Время от времени я косился в его сторону, подозревая, что он наблюдает за мной сверху. При нём не следовало хулиганить, хитрить и ломать игрушки.
Когда в комнате находились родители, картина становилась куском пейзажа с рощей, скалой и горной речкой в стиле фотографа Энсела Адамса 2 , но, как только мама и папа выходили, изображение тут же превращалось в зловещего бабайку.
Через какое-то время мы съехали из коммунальной квартиры у вокзала, и чёрно-белая картина канула в Лету. Вероятно, она нашла приют у кого-то из наших знакомых и продолжила пугать своей загадочностью и непонятностью маленьких мальчиков и девочек.
2
Энсел Абрамс (20 февраля 1902 – 22 апреля 1984) – американский фотограф, наиболее известный своими чёрно-белыми снимками американского Запада. Один из наиболее популярных мастеров фотографии XX века.
Инская
Капитуляция
С Вокзальной магистрали наша семья переехала в Первомайский район и поселилась недалеко от железнодорожной станции Инская в двухэтажном деревянном бараке.
В коммунальной квартире, рассчитанной на трёх хозяев, нам досталась угловая комната, где было два низких окна и жаркая угольная печь. Еду готовили в большой кухне, за каждой семьёй был закреплён отдельный стол. В начале коридора находилась пахнущая сыростью и мылом ванная комната.
Я просыпался рано утором под звуки государственного гимна, торжественно гремевшего из радио, и мы, одевшись потеплее, бежали с мамой через ночь и вьюгу на электричку. Возвращались домой тоже затемно.
Нашими соседями была семья Морозовых, состоявшая из родителей и двух мальчиков. Старший, Лёха, был моим ровесником. Знакомство у пацанов протекает по своему сценарию. Первым делом нужно определиться, кто будет главнее. Мы с Лёшкой молча зашли за угол барака. Дул колючий февральский ветер. Он с ухмылкой ударил меня кулаком в плечо. Я взвесил свои шансы на победу – их было больше, чем у противника. Но вот цена, которую мне пришлось бы заплатить, меня не устраивала. Наверняка мы стали бы барахтаться лицом в сугробе, а по всему телу разлилась бы противная ломота от набившегося в рукава и валенки снега. И всё ради чего?! Заискивание побеждённых вызывали во мне жалость, азарт первенства был пока незнаком. Поэтому я сдался без боя и сожаления.
Впоследствии ради сохранения добрых отношений я часто поступался собственными интересами, со временем это даже превратилось в привычку, от которой вынужден был избавляться.
Некоторые решения, словно железнодорожные стрелки, могут увести нас далеко в сторону от намеченных целей или же вообще на долгие годы отправить наш поезд в тупик. Но так или иначе всем, что происходит с нами сейчас, мы обязаны самим себе. Но тот детский выбор всё же наш и ничей больше, что бы там ни вопило уязвлённое самолюбие.
Пуля
Я ходил в детский сад «Золотой петушок» на улице Урицкого. К нам на утренник, посвящённый 23 февраля, пригласили двух военных. Они сидели в раздевалке на низких детских лавочках, высоко задрав колени, и смеялись над чем-то своим. Пока мы стояли в коридоре и готовились строем войти в празднично украшенный зал, я краем глаза наблюдал за курсантами. Слева от одного из них на скамейке лежало что-то продолговатое и широкое, бронзового цвета. Поскольку штуковина с виду была бесхозной, я набрался смелости, подбежал, быстро схватил её, и мы тут же дружным строем двинулись на праздник. В руках я держал тяжёлый, холодный и очень приятный на ощупь предмет. После утренника я много играл с ним, то прижимая его к щеке, то подкидывая вверх.