Серьезные люди
Шрифт:
— Да перестань, нормальные ребята, обслуживают хорошо, знаю я их прекрасно. Все там будет спокойно.
— Ну, я на тебя полагаюсь. Так спускайтесь, я звоню Николаю.
Они вышли из подъезда, Плетнев выбрался из машины, поздоровался с приятной женщиной, которая назвала себя Галей. Нет, ну конечно, ни в какое сравнение с Элкой она не шла. Элка — это свое—образная кариатида, это образец женщины в лучшем понимании смысла этого слова. Женщина, в которой есть все: разум и все, что к нему положено.
А Галя была поспокойнее, потемнее, постройнее, ну, наверное, тоже хорошая девушка. Вспомнил тут же
— Ты о чем? — немедленно откликнулась Элка.
— О перспективах, дорогая! О чем может думать одинокий сыщик, не имеющий ни приличной семьи, ни достойного жилья?
Когда они подъехали к кафе, возле него уже стояла серая «девятка» Николая Щербака и он медленно прохаживался около нее. Поздоровались.
— Я знаю эту забегаловку, — сказал Щербак. — Почему вы выбрали именно это помещение?
— Тут у Элки знакомые, — сказал Плетнев.
— Знакомые знакомыми, — пробурчал Николай, — но слава нехорошая, это я вам могу сказать совершенно точно. Пару раз мне приходилось здесь бывать по острой оперативной надобности.
— Да? — испугалась Элка. — А что тут творилось?
— Ничего-ничего, — ответил Щербак, — только национальный вопрос решается довольно часто и довольно скверно, неграмотно.
— Ну, тогда, может, сменим место? — предложил Антон. — Мне бы сейчас не хотелось подвергать даже подозрению опасности вас обеих, девушки.
Вмешался Щербак:
— Если хотите, я сейчас покажу вам неподалеку одно хорошее местечко, где мы действительно спокойно посидим. В районе Усачевского рынка, там есть прекрасное вечернее кафе, есть музыка, вряд ли появится охота танцевать, но дамы так прекрасны, что мы можем не удержаться.
— Поехали, танцор-любитель, — сказал Антон.
Кафе, в которое они вошли, было действительно симпатичным, уютным. Они сели в уголке, сделали небольшой заказ для начала, чтобы потом посмотреть, как будет разрастаться аппетит и будет ли разрастаться, добавить или, наоборот, сократить необходимость поедания общественного продукта за счет домашней еды, которой, как уверяла Элка Антона, у нее всегда было богато. Оно и видно, по фактуре не скажешь, что девушка голодала.
Официант записал заказ и исчез, чтобы больше не появиться. Так, во всяком случае, получилось. В ожидании заказа завязался оживленный разговор. Щербак рассказывал какую-то очередную историю Галке, и та, склонившись к нему, слушала Николая. А Элка во все глаза наблюдала за Антоном. Причем во взгляде ее было написано не столько любопытство, сколько злорадство. Причем злорадство счаст—ливое: так смотрит кошка на птичку, у которой уж перебиты лапы и переломаны крылья. И вот птичка дергается, дрыгается, а кошка прекрасно знает, что никуда та не улетит, не ускачет никуда и удовольствие ее может длиться бесконечно долго. Поняв эту ее нехитрую мысль, Антон улыбнулся, небрежно и якобы нечаянно положив руку на ее колено, сказал:
— Знаешь что, а ведь ты была действительно права. Наверное, нет необходимости задерживаться в общественных местах, когда можно спокойно продолжить более интимный разговор в более интимной обстановке.
Зря Коля Щербак, знавший это заведение, рассчитывал на свободу, тишину и уют. Им надоело ждать, и они решили уйти. Стали подниматься, чтобы отыскать глазами официанта и выразить ему свое недовольство, когда в кафе ввалилась довольно большая группа ребят, торгующих на Усачевском рынке. Черноволосые, горбоносые, они мгновенно заговорили на своем гортанном языке, стали громко кричать, выяснять друг с другом отношения, занимать все столики подряд и посматривать с подозрением на тех, кто им казался лишним. Зато две дамы стали им явно нелишними, и они стали оказывать им пристальные знаки внимания.
Когда Элла поднялась и Плетнев встал следом за ней, один из парней, мимо которых они проходили, остановил ее за руку, дернул к себе и на довольно скверном русском языке сказал:
— Зачэм бэжишь, дэвушка? Тут такие харошие люди собрались, оставайся с нами. Зачэм бежать тебе в такой чудный вечер?
— Отпустите, пожалуйста, я занята.
— Слушай, какие могут быть дела в такой прэкрасный вечер? Ребята, подтвердите, что не может быть плохих дел в такой хороший вечер.
— Ты разрешишь пройти, молодой человек? — сказал Антон спокойным голосом, хотя внутри у него начинала закипать злость. Он переглянулся со Щербаком. Николай все понял и быстро провел Галю другой стороной, мимо тех столов, за которыми сидела черноголовая братия, чтобы выпустить ее наружу и при нужде вернуться на помощь Плетневу.
— А ты вообще кто такой? — сказал этот горбоносый и легко, шутейно толкнул казавшегося щуплым на вид Плетнева, думая, что он отшатнется или упадет, и все рассмеются, и всем будет хорошо, и девушка будет довольна.
В ответ он получил такой сокрушительный удар, что вместе со стулом перелетел половину зала. Все вскочили, вид был угрожающий. Потерпевший вытирал физиономию, медленно поднимаясь, но подняться не успел. Щербак, спокойно проходя мимо, ударил его по затылку кулаком, и тот опять улегся.
Парни, увидев, что они немножко ошиблись, начали принимать боевые стойки. Это не те дети, с которыми легко справиться, это серьезные ребята, поняли они. Кто-то уже нож достал, кто-то взял стул за ножку, раздался шум со стороны кухни, и оттуда выскочил хозяин, крича:
— Немедленно прекратить, сейчас милицию вызываю! Немедленно прекратить, всем прекратить!
Кавказцы поостыли, а Антон и Щербак, повернувшись, медленно пошли к выходу, ведя перед собой Элку. За ними медленно двинулась кавказская масса.
Они вышли, и в этот самый момент подлетела милицейская машина.
— Кто скандалит? — закричал сержант, который выскочил оттуда.
И все кавказцы хором, показывая на четверку, закричали:
— Аны! Аны! Скандал устроили!!! Анны пасуду бьют, всех, абижают, анны националисты. Считают, что все мы здесь сволочи.
Милиция, вероятно, была своя, потому что сержант, подойдя к Плетневу, предложил ему предъ—явить документы. Плетнев достал удостоверение охранного агентства, сержант прочитал внимательно.