Серьга Артемиды

Устинова Татьяна

– Вон там, кажется, еще какой-то выход, – сказал Даня.

Настя оглянулась. В противоположном торце коридора тоже были двери, а за ними свет, море света. Настя ринулась и потянула створку, та подалась.

– Тихо! – шепотом приказала Настя и нацелила в проем телефон. – Она там, я чувствую!.. Мы сейчас осторожненько…

– Да что происходит-то?! – с громкой досадой спросил ее спутник, перехватил дверь, дернул и распахнул. Открылся выход на просторный балкон, весь засыпанный окурками. С балюстрады местами поотваливалась штукатурка. Старинная плитка

вздыбилась, кое-где ее не было вовсе. В самом углу балкона дрожала листочками молодая березка.

– Никого, – упавшим голосом сказала Настя и опустила телефон. – А куда же она могла?..

И тут они оба ее увидели.

Светлана Дольчикова, знаменитая артистка, лежала ничком чуть поодаль от березки, почти под перекладиной железной пожарной лестницы. Рука у нее была странно и неестественно вывернута, из сумочки разлетелись какие-то штучки.

Настя стала торопливо фотографировать.

– Прекрати сейчас же.

– Как ты думаешь, зачем она там легла?

– Прекрати.

Тон у него был странный, и тут Настя словно проснулась.

– Что?.. Что-то случилось, да?!

Даня Липницкий осторожно и медленно, словно чего-то опасаясь, подошел к лежащей, присел на корточки, посмотрел и потрогал ее руку.

– Она… почему она лежит?! – вдруг завизжала Настя и сама себе зажала рот ладонями – так ей вдруг сделалось страшно.

В детстве, испугавшись чего-нибудь, она кидалась бежать, бежать изо всех сил, зажмурившись и молотя по бокам кулачками, пока не добегала до спасения – матери, бабушки или теплого собачьего бока.

– У нас собака была, – заговорила Настя, вытирая обеими руками губы и трясясь, – большая, лохматая. Она везде за мной ходила. Тяпа, ее звали так, Тяпа. И умная!.. Она потом умерла. А… эта… – Настя показала подбородком, – тоже умерла, да?..

– Отойди во-он туда, – сказал Даня Липницкий. – Тяпа – хорошее имя для собаки. Какой она была породы?

– Никакой. У нее не было породы. Она просто с нами жила и была нашей собакой.

Даня поднялся, достал телефон и нажал кнопку.

– Пап, у нас странная история. Я с Ромкой на экзаменах, и кажется… – он вздохнул, – кажется, тут кого-то убили. Только что. Нет, в прямом смысле. Нет, я не перегрелся. Нет, не шутка. Нет, я не спятил. Убили девушку, мы только что видели ее… живой и здоровой. Мы были на первом этаже, а сейчас на четвертом. И она лежит… на балконе. Папа, послушай!..

– Светлана Дольчикова, – пискнула Настя. – Знаменитая артистка!..

– Знаменитая артистка, – повторил за ней Даня. – Я вызываю полицию. Хорошо, понял. Вызываю и жду тебя. Папа, я все понял.

* * *

…Люди в синей форме как-то моментально и непонятно разделили огромную толпу абитуриентов и экзаменаторов на группы и рассадили по разным классам. Настя и Даня оказались вместе с ректором Серебрийским, тем загорелым дядькой, что приехал с несчастной Дольчиковой, Милой и членами приемной комиссии, которые не стали слушать, когда она читала про «скобки года». Настя время от времени вспоминала об этом, как о чем-то пережитом давным-давно, и тогда переставала дрожать мелкой собачьей дрожью.

Потом Даня ей сказал, чтоб не тряслась, и тогда она совсем перестала.

Все молчали и чего-то слово бы ждали. Загорелый дядька хмурился и посматривал на часы, как будто прикидывал, когда закончится некое досадное недоразумение, задержавшее его.

Вдруг дверь распахнулась. Все разом оглянулись. На пороге возник лохматый парень, обвел взглядом сидящих и стоящих и вскричал:

– Игорь Маркович!.. Вы здесь, слава богу!

– Чего тебе, Аллилуев?

– А меня к вам послали! Я и пришел! Говорят, только вы знаете!

– Чего знаю, Аллилуев?

– Да чего дальше делать с засраками! Их опрашивают, отпускают, а никто не уходит. Все ждут. Кто списков, а кто не успел прослушаться, хотят, чтобы новую дату объявили…

– Не части, Аллилуев, и так голова раскалывается! Сейчас я… Пойдемте, что ли, Мария Григорьевна.

Та самая женщина из приемной комиссии, по слухам, гениальный педагог, махнула рукой:

– Ступайте без меня, Игорь Маркович. Все равно мы сейчас ничего не решим!..

– Засраки? – тихонько возмутилась Настя. Неприличное слово отвлекло ее от ужасных переживаний. – Это он про нас, про поступающих?! Да как он смеет!..

Даня Липницкий сбоку взглянул на нее.

– Вообще это очень старая шутка. Засрак – заслуженный работник культуры. В Советском Союзе давали такое звание, оно считалось почетным, но не очень. Сокращение, понимаешь?.. Этот тип так называет абитуриентов, шутит.

Тут Настя разобиделась. Почему он с ней разговаривает, словно она малоумная?..

– А чего мы ждем, я не понимаю? – с ходу заговорил кто-то, как только за ректором закрылась дверь. – И сколько еще ждать?!

– Ждем следственных действий, насколько я понимаю, – ответила гениальная Мария Григорьевна с некоторым сарказмом. – А уж дождемся ли и когда, одному богу ведомо.

– Действий! Какие действия, когда в этих стенах, в этих…

– Священных, – подсказала Мария Григорьевна.

– Вот именно! Где бывал сам Вахтангов! И убийство!..

Тут заговорили все разом, словно им разрешили:

– А я давно выносила на собрание, что выход на пожарную лестницу нужно заделать! Она же с пожарной лестницы упала!

– Да с чего вы взяли!

– А там больше падать неоткуда!

– Светочка и не упала, ее убили, зарезали!.. Вон дети ее нашли зарезанную!

Все головы до единой как по команде повернулись к Насте и Дане.

– Здрасти, – пролепетала Настя и сделалась пунцовой.

– Так Светочка зарезанная была или нет?!

– Видите ли, – начал Даня Липницкий обстоятельно, но договорить не успел.

– Кто тут Морозова? Есть Морозова?

– Это я! – крикнула Настя. – Я!..

– Пойдемте со мной.

Настя кинулась за человеком в форме, даже не оглянувшись на своего сегодняшнего друга. Он ведь и правда как будто друг! Без него она бы пропала, совсем пропала во всей этой… жути!