Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
В жизни каждого человека материально-бытовые условия играют громадную роль и несомненно отражаются на качестве и продуктивности его творчества. Вот эти-то условия у Скрябина и Рахманинова были совершенно различны.
В ранней юности о Скрябине заботились ближайшие родственники, о Рахманинове – Зверев и Зилоти.
В зрелом возрасте, когда забота о средствах к жизни легла на них самих, положение Рахманинова стало сразу несравненно лучше, чем Скрябина, и вот почему.
Рахманинов в своем лице совмещает композитора, пианиста и дирижера, причем и как композитор Рахманинов гораздо более разносторонен и разнообразен, чем Скрябин.
В то время как Скрябин писал почти
Скрябин как пианист, вследствие своих незначительных технических данных, да, пожалуй, и в силу того, что он никогда, конечно, после школьной скамьи не играл чужих произведений, карьеры пианиста сделать не мог. У него не было большого пианистического виртуозного размаха, наконец у него не было настоящего полного и сочного звука, которым можно было наполнить большой зал. Бесподобно в то же время Скрябин играл в небольшом помещении, в тесном интимном кружке.
Рахманинов же, как все мы знаем, считается в настоящее время единственным во всем мире пианистом, стоящим вне конкурса и вне сравнения с кем-либо. Каждый концерт его оплачивается чуть ли не десятками тысяч рублей золотом.
Скрябин как дирижер себя совсем не проявил.
Помню, как-то в дружеской беседе он пожаловался мне на свое тяжелое материальное положение. Я спросил:
– А почему бы тебе не попробовать выступить в качестве дирижера хотя бы своих произведений? Ведь ими публика очень интересуется, и твое появление на эстраде за дирижерским пультом вызвало бы большой интерес. Не сомневаюсь, что и материально ты бы значительно улучшил свое благосостояние.
На мое предложение Скрябин совершенно искренне и просто ответил:
– Ты, может быть, и прав, но… я никогда в жизни не дирижировал и даже боюсь взять в руку дирижерскую палочку.
В другой раз я спросил у Александра Николаевича:
– Почему ты не пишешь романсов для пения? Ведь романс – один из интереснейших видов творчества – материально очень выгоден для издателя, а следовательно, и для композитора.
И на этот мой вопрос я получил отрицательный ответ.
– Я не могу, – сказал мне Александр Николаевич, – писать романсы на чужой текст, а мой – меня не удовлетворяет.
Я считаю очень уместным рассказать здесь один эпизод из артистической жизни Рахманинова, который я знаю лично от него.
Когда имя Рахманинова было уже хорошо известно не только у нас, в России, но и за границей, владелец богатейшего и крупнейшего концертного агентства в Берлине Герман Вольф, «король» подобного рода дельцов-эксплуататоров, привыкший, чтобы крупнейшие артисты шли к нему на поклон и часами высиживали в его передней, «удостоил» Рахманинова «великой чести» – предложением выступить в его берлинских концертах.
На запрос Германа Вольфа о размере желаемого Рахманиновым гонорара тот назначил, не помню уж теперь, какую сумму, только сумму эту Герман Вольф нашел «дерзко-чрезмерной» и гордо ответил Рахманинову, что такой большой гонорар у него получает только один пианист – Евгений д’Альбер (в свое время действительно крупный пианист, ученик Франца Листа). На это письмо не менее гордый, чем Вольф, Рахманинов ответил:
– Столько фальшивых нот, сколько берет теперь Е. д’Альбер, я тоже могу взять.
Ангажемент не состоялся.
Постоянными посетителями воскресений, наших «дней отдохновения», были А.Н. Скрябин, Ф.Ф. Кенеман, А.Н. Корещенко, К.Н. Игумнов, С.В. Самуэльсон и А.М. Черняев (сын знаменитого сербского героя, генерала М.Г. Черняева) [56] .
На наших воскресных обедах бывали и некоторые профессора консерватории. Постоянно присутствовали А.И. Галли, Н.Д. Кашкин [57] и другие, не всегда, но часто А.С. Аренский [58] , С.И. Танеев, П.А. Пабст. Если Зилоти находился в Москве, он был гостем постоянным. Впрочем, о Зилоти даже нельзя говорить как о госте, потому что когда он бывал в Москве, то вплоть до своей женитьбы жил у Зверева.
56
Михаил Григорьевич Черняев (1828–1898). Генерал-лейтенант русской армии. Прославился участием в Крымской кампании (1854–1855) в освоении Туркестана (1858–1859), командовал войсками Варшавского военного округа. Был владельцем газеты «Русский мир», активно поддерживал сторонников поэта-славянофила Ивана Сергеевича Аксакова. В 1876 году по приглашению правителя Сербии князя Милана (впоследствии первого короля Сербии) стал главнокомандующим сербской армией, вызвав своим поступком волну русского добровольчества и побудив российскую власть вмешаться в сербско-турецкий конфликт на стороне братского славянского народа.
57
Николай Дмитриевич Кашкин (1839–1920). Профессор Московской консерватории, пианист, музыкальный критик.
58
Антон Степанович Аренский (1861–1906). Композитор, пианист, дирижер, педагог. Профессор Московской консерватории (1889–1894), в дальнейшем – управляющий Придворной певческой капеллой в Петербурге (1895–1901).
На нас, то есть на Рахманинове, Максимове и мне, лежала обязанность строго следить за «поведением» гостей за столом. Боже упаси, если у кого-нибудь не оказывалось ножа или вилки, если мы не усмотрели и вовремя не сменили тарелки, если перед гостем стоял не наполненный вином бокал и т. д.
По этим воскресным дням нам разрешалось выпивать по рюмке водки, а в торжественных случаях – даже по бокалу шампанского. Злополучная рюмка водки и бокал шампанского вызывали у многих недовольство против Зверева. Считалось это вообще недопустимым, вредным и чуть ли не развращающим.
Зверев знал, что такие суждения существуют, тем не менее с ними не считался; рюмку водки и бокал шампанского мы продолжали получать не только в наши дни отдохновенья, то есть по воскресеньям, но и в те вечера в трактире, куда мы почти в обязательном порядке попадали после концерта или театра.
Позднее возвращение домой из театра или из трактира не изменяло, как я уже писал выше, порядка следующего дня. В первое время мы с одинаковым удовольствием ездили и в театр, и в трактир. С течением времени у нас настроение изменилось. На предложение Зверева – хотим ли мы поехать в театр – мы отвечали, что в театр очень охотно поедем, но только нельзя ли из театра поехать не в трактир, а домой?