Серое, белое, голубое
Шрифт:
— Во сколько вы оцениваете нидерландский рынок?
— В двадцать пять миллионов.
Они не услышали, как в дверь постучали. Словно по волшебству перед ними возникло по чашке кофе — толстые белые чашки. Оба замолчали и принялись размешивать сахар. Опустив голову, Роберт сконцентрировал внимание на холеной маленькой руке, державшей ложку, белой манжете сорочки, коричневом пиджаке, ощутил едва уловимый аромат карамельного табака. Вот как бывает: кто-то приходит и предлагает тебе поразительную активность своего мозга.
Роберт поднял глаза и поймал блуждающий взгляд собеседника. Затем протянул руку, нажал на кнопку селектора и отменил все встречи, назначенные на сегодняшний день.
3
Около
Он идет вдоль реки. У кромки воды дети разводят костерки. Двое полуголых ребятишек ныряют с вышки. Он сворачивает налево и по мосту, под которым проносится со скоростью ласточки белое каноэ, доезжает до набережной Сингела, которая, делая гибкую петлю, приводит его в город. Его рука на ощупь выбирает аудиокассету — что поставить: музыку для гитары? Нет, лучше фортепьянную. Да, любимую сонату. Почему бы не позволить себе это маленькое удовольствие? Что ж, даже теперь, спустя сутки, он не потерял рассудок оттого, что его жена ушла из дома.
На его лице ширится улыбка.
«Прибыль составит одну целую шесть десятых миллиона» — так сегодня днем, выбрав подходящий момент, сказал Зейдерфелт. Этот человек — само терпение, его мягкий голос нарушил молчание, которое длилось секунду или чуть больше, и два представителя банка сдались.
Роберт про себя решил: я сделаю его директором нового предприятия, сам же, как держатель основного пакета в шестьдесят процентов, останусь его владельцем. Он курит, мурлычет себе под нос, почти не замечая проносящихся мимо цветочных полей, фруктовых деревьев, грядок молодого рейнбюрхского салата, который через две недели повезут продавать на аукцион.
Въезжая на Старую Морскую улицу, он вспоминает трех собак, которых должен забрать у Эрика и Нелли, и делает резкий разворот. Боже правый, и что это вдруг на нее нашло?
Дома только сын хозяев.
— Во сколько придут родители? — спрашивает Роберт, задыхаясь: он только что пешком взобрался на верхушку дюны.
Шестнадцатилетний подросток сидит на полу в гостиной, Роберт знает, что Габи даже не посмотрит на него. Его рука повисла над картонным полем разложенной игры скрэббл, он смотрит, скосив взгляд, на трех только что проснувшихся собак, что лежат под столом; дети вроде Габи не любят, когда к ним обращаются, вот и сейчас он поворачивается спиной к свету. Роберт смотрит на кончики его пальцев, заостренные, чуть загнутые наверх. В ту секунду, когда черная собака поднялась на лапы, они осторожно укладывали следующий кубик с буквой. Роберт подошел на шаг поближе и прочитал: «Canis maior» [4] . Габи, похоже, нет никакого дела до гостя, он, как всегда, молча раскачивается взад-вперед, ритмично проводит рукой по одному и тому же месту на шее, касается едва-едва, очень мягко, за ухом, подростки, как он, не любят, когда чужие руки прикасаются к ним, предпочитают сами играть поверхностью своей кожи. Роберт останавливается посреди комнаты, держа руки в карманах, — его приковывают движения этих пальцев. Просто какое-то наваждение, он хочет уйти, но, словно околдованный, следит за этим покачиванием, этим обволакивающим все чувства ритмом, который неожиданно напомнил ему то ли нетерпеливую поступь тигра за решеткой, то ли содрогающуюся в конвульсиях рыбу, выброшенную на сушу, — ее непроизвольные судороги, она бьется до изнеможения, стремясь обратно в воду. Еще это похоже на муху, которая упрямо бьется об оконное стекло…
4
Большой пес (лат.) — созвездие
Габи встает, сует в руки Роберту объемную подставку со словами, выложенными на ней из кубиков: «Вот она», после чего покидает комнату.
Тут входят Эрик и Нелли, бурно приветствуют его, в руках у них цветы, коробки с покупками, все это они вываливают на стол.
— Господи, да она просто поехала куда-нибудь на недельку проветриться. — Нелли в этом убеждена. Она сидит, закинув ногу на ногу, и, обращаясь к Эрику, говорит: — Налей всем по бокалу красного вина.
Они оба уселись в кресла и смотрят на него — отчасти сочувственно, отчасти насмешливо. Ему понятно, что они, удовольствия ради, элегантно разыгрывают перед ним комедию. Им известен ключик к этой тайне. Магде захотелось поиграть в прятки, и сейчас она сидит в шкафу.
Эрик изображает на лице улыбку.
— Ну-ну, она сегодня же вечером позвонит.
НЕЛЛИ: Ой, ну конечно.
ЭРИК: Ты ведь не беспокоишься?
НЕЛЛИ: Ты, похоже, переволновался.
ЭРИК: Роберт, ты ведь ничего плохого не думаешь? Ну давай же, садись. Знаешь, какого это года урожай? Почему ты не поддерживаешь компанию?
Он открывает двери в сад, выключает везде свет, снимает туфли, стягивает галстук, находит коробку с маленькими черными сигарами, подарок Магды, берет одну из них, закуривает, наливает себе в стакан виски — при том что он уже много лет совсем не пьет, — ложится на диван и ставит бутылку в пределах досягаемости. Ее отсутствие ужасно давит на него.
Из окна доносятся звуки вечерней улицы. Шаги прохожих, приглушенный смех, возглас удивления, затем звук проезжающего мимо автобуса… Магда, и как это тебе пришло в голову взять и исчезнуть, немедленно расскажи, куда ты подевалась и когда вернешься домой. Он весь дрожит. Этот холод, этот воздух не имеют ничего общего с нами, с нашей жизнью, с вечерами у очага. Поднявшись, он оставляет двери в сад как есть, открытыми, достает тяжелое пальто и снова ложится, накинув его на ноги. Какая ты бесчувственная!
Теперь можно позвонить. Маме или сестре Элен. Магда у вас? Позовите ее на минутку. Нет, об этом и думать нечего, такой позорный разговор он не будет вести ни с одной из двух своих ближайших родственниц. Черт возьми, как ты не права!
Впрочем, он никогда не понимал той горячей симпатии, которую испытывала Магда к его матери, сестре и ее семье. Их дни рождения в ее еженедельнике обведены кружочком — слушай, Роберт, завтра второе воскресенье мая, значит, опять визиты, телефонные звонки. Когда она говорит по телефону с его матерью, ее голос звучит мягче, чем обычно, а с сестрой они просто обе хохочут до упаду.
— О чем это вы?
— Так, ни о чем.
На Рождество ей непременно нужно, чтобы за столом собралась вся семья, включая двух, а то и всех трех червячков Элен. Несколько дней накануне она хлопочет не покладая рук: готовит грибной бульон, мусс из осетрины и молочного поросенка с яблоком во рту. И чего ты так стараешься? — спрашивает он.
— Мне это приятно, — отвечает она, сопровождая свои слова улыбкой.
Еще бы, разве она когда-нибудь дала приличный ответ хотя бы на один его вопрос!
Недокуренная сигара погасла. Он достал зажигалку, поиграл пламенем, задумчиво сложил губы в трубочку: если дым выйдет колечком и поплывет по темной комнате, то все обойдется. Он вспоминает детство, потом лицо Магды снова возникает перед ним. Оно хранит замкнутое выражение. Ты обманываешь меня, когда ты вот такая отсутствующая, такая спокойная. Меня выводит из себя твоя свойственная тебе молчаливая любовь к животным, лысым младенцам, туфлям с перепонками, украшениям цвета аквамарин. Выходя из ванны, ты натираешь все тело маслом, купленным в подозрительном суринамском магазине, я подглядываю за тобой из-за полуопущенных век: ты отдалась течению своих мыслей. Ты обманываешь меня!