Серпентина
Шрифт:
— Твоя щека, — сказал он глубоким голосом и упал на одно колено, двигаясь так быстро, что уследить было невозможно. Только он возвышался над ней, а теперь он склонился. — Он сделал это с тобой. Тот мальчик, фальшивый монах.
Во рту пересохло, но она заставила себя говорить.
— Это произошло случайно.
Пальцы Стоуна коснулись ее правой щеки, что не была ранена, его темные глаза скользили по ее лицу. Она замерла, сопротивляясь желанию отскочить подальше от него, зная, что сбежать она не смогла бы, даже если бы захотела. Его пальцы провели по ее подбородку, и она чувствовала
Она вскрикнула, содрогнувшись, рану покалывало, словно там столкнулись огонь и лед.
Стоун убрал руку и склонил голову. Ее дыхание перехватило, он был так красив. Пугающе идеален.
— Я исцелил тебя, но шрам остался.
Ее рука взлетела к щеке, она чувствовала силуэт шрама, но не было боли.
— К-что ты?
Несмотря на отсутствие у него эмоций, она не упустила искорок веселья в его глазах.
— Благодарности хватит.
— Спасибо, — пробормотала она, все еще прижимая пальцы к щеке.
Он поймал ее запястье и отодвинул руку в сторону. Его прикосновение было нежным, но крепким. Она же подозревала, что ему редко приходится использовать грубую силу.
— Из-за шрама ты стала красивее. Он подчеркивает симметрию твоего лица.
Скайбрай выхватила руку и подняла взгляд на ночное небо. Вечно он говорил о красоте. Разве красота поможет ей аккуратно заправлять постель или наносить косметику на лицо Чжэнь Ни? Красота не делала ее хорошей служанкой, она лишь причиняла неудобства.
Стоун рассмеялся, и это прозвучало удивительно по-человечески.
— Думаешь, это легкомысленно? — он уперся локтем в колено, умудряясь выглядеть величественно, все еще склоняясь перед ней. — Твоя красота драгоценна и осторожна. Она идеально тебе служит.
Соблазняющая. Привлекательная. Убийца.
— Служит для чего? — спросила я.
Он склонил голову и разглядывал ее так долго, что она решила, что он читает ее мысли.
— Не знаю. Ты уникальна. Я таких, как ты, еще не встречал, — он прижал ладонь к земле, и воздух наполнился запахами почвы корней. — Ты ведешь себя не так, как я ожидал от змеиного демона… не так, как твоя мать. Она с ловкостью заманивала и убивала мужчин. Она была искусна в этом. А ты, насколько я видел, убиваешь нежить, — он снова рассмеялся, его это забавляло.
— Это… неправильно?
— Неправильно? — он вскинул широкие плечи. — Нежити так много, сколько есть человеческих тел. Но тебе нравится убивать их. Как по мне, это интересно.
Стоун был прав. Ей нравилось убивать их. Его шпионы были везде, как он и говорил. Так он видел все, что она делала? Он легко читал ее. Ей это не нравилось. Она лишалась преимуществ в их разговоре. Но она почти смеялась над собой, потому что пыталась перехитрить бессмертного.
— Ты знаешь, где моя мать? — она хотела слышать ответы, которые дать мог только он.
— Опал, — он произнес ее имя по-особенному, но она не смогла распознать эмоцию. — Мне сложно исчислять время человеческими годами. Но мы не пересекались, после того как она забеременела тобой, — он продолжал одной рукой закручивать землю, что дрожала жизнью, она чувствовала это по камню, на котором
— Только исполнилось шестнацать.
Стоун задумчиво кивнул.
— С ней все было в порядке, когда я ее в последний раз видел. Хотела убивать. Но откуда она взяла ребенка, останется тайной. Это должно быть невозможно, — он замолчал. — Честно говоря, я не верю, что она пережила роды.
Она замерла, не зная, как реагировать.
— Почему?
— Я не чувствовал ее присутствие в этом королевстве иногда, Скайбрайт. Словно она появляется лишь периодически.
Она уронила голову на руки. Она так устала. Устала не знать, почему она превращается в змеиного демона, устала ранить тех, о ком заботилась, из-за своей сущности. Устала от лжи. Устала скрываться. Ее ноги болели. А внутри ощущалась пустота.
Стоун одной рукой поднял ее подбородок.
— Можно?
Грудь Скайбрайт сжалась. Он хотел поцеловать ее и спрашивал разрешения. Но она понимала, что тоже этого хочет, ей было интересно, каков поцелуй с бессмертным. Он продолжал держать ее за подбородок теплой рукой, склонив голову, и прижал свои идеальные чувственные губы к ее. Его губы были горячими, словно у него была лихорадка, а она слишком долго смотрела в его бесконечные глаза. Она закрыла глаза, голова кружилась.
А потом она словно прыгнула в водоворот звездного света, такого теплого и холодного, она тонула в его яркости, он укутывал своим сиянием.
Вдруг она пришла в себя, ощущая свою неуклюжесть. Стоун отстранился, изучая ее. Она жадно глотала воздух, веки трепетали. Она схватилась за край камня, пытаясь успокоиться.
— Я не такого ожидал, — сказал он.
Скайбрайт придушенно хихикнула.
— Я тоже. Ты всех змеиных демонов целуешь?
И она покраснела при мысли, что он целовал ее мать. И не только.
Стоун поднял одну черную бровь и потянул ее за собой вверх. Он не отпускал, пока она не встала твердо на ноги.
— Идем со мной, — сказал он. И снова это звучало как приказ, а не предложение. Она хотела отказаться, чтобы получить удовольствие, нарушив его приказ, но не смогла.
Вокруг было темно, но лес словно освещал путь для Стоуна, пока он шел среди огромных кипарисов. И хотя его доспехи выглядели тяжелыми, он не издавал ни звука, пока шел, легко ступая. Он шел медленно, чтобы она успевала за ним. Ее макушка не доставала ему даже до плеча.
— Почему ты помогаешь мне? — спросила Скайбрайт, когда тишина затянулась.
— Потому что ты интересна, — он замолчал. — Потому что ты — дочь Опал.
— У тебя что-то было с моей мамой? Ты… любил ее? — ее желудок сжался от такого интимного вопроса. Но она должна была знать.
Стоун не ответил сразу, и она сглотнула, думая, что зашла слишком далеко.
— Я не могу любить, Скайбрайт. Моя история бесконечна, как небо, — он остановился, и она повернулась к нему, словно была указателем компаса. — Но я восхищался ею. Я по-своему о ней заботился. Смертные слишком привязаны к своим эмоциям, скованы ими. Они свои жизни подчиняют эмоциям, эфемерным чувствам, что зовут любовью или ненавистью, ревностью или желанием. Они выбирают и желают что-то, исходя из эмоций.