Сервер и дракон
Шрифт:
Но он возвращался раз за разом. На неделю отвез ее в Аспен, возил на Бродвей смотреть мюзикл и куда-то во Флориду наблюдать за фламинго. Притащил ее на Канаверал смотреть на запуск, и тогда она сказала, что тоже хочет в космос. Не просто шить скафандры, а иметь право носить их. Она думала, что он засмеется, а он нежно ее обнял и поцеловал, когда гигантская огненная игла «Сатурна-5» прошила ткань неба.
– Когда-нибудь, – сказал он, – когда-нибудь.
Он перестал к ней приходить, только когда его сделали командиром четвертой лунной программы. Астронавт и черная швея. Все так и должно было быть. Через год он женился на
Она плакала и жила дальше. Нашла Тайрона, который подходил ей лучше любого скафандра. А после его смерти горе порой жалило ее без предупреждения – как булавка миссис Пилкингтон.
Хейзел отложила ножницы. Пит все-таки взял ее с собой на Луну. Но зачем он вернулся?
«Когда-нибудь».
Она оценила ущерб, нанесенный скафандру, и включила швейную машинку. Предстояло много работы.
Три дня спустя она вышла из такси у Космического центра Линдона Джонсона, где царила суета. Бернард вышел ее встретить. Поздоровался вежливо, хотя и холодно, и даже предложил помочь с тяжелым чемоданом на колесиках. Вокруг бегали инженеры в футболках, спорили, занимались модулями, похожими на гигантские пивные банки, завернутые в оловянную фольгу. Огромный сдутый красный воздушный шар занимал большую часть ангара и закрывал кучу контейнеров. Она уже все это видела в интернете. Им пришлось изобрести новые материалы и способы их склейки, чтобы шар выдержал стратосферу. В конце концов все всегда сводится к ткани.
Кабинет Бернарда оказался маленьким и захламленным, полным компьютеров, залепленных стикерами для заметок. Окно выходило на мастерскую. Он тщательно закрыл дверь.
– Я не думал, что еще раз вас увижу, мэм. Что случилось?
Хейзел улыбнулась и открыла чемодан. Оттуда выглянул шлем A7LB.
– Примерь. Должен сидеть получше.
Он облачился в скафандр меньше чем за пятнадцать минут. Хейзел вынуждена была признать, что Бернард знает, что делает, пусть даже он прикасался к нему осторожно, как будто скафандр мог укусить. Улыбка расплылась по его лицу.
– Идеально, – сказал он, размахивая руками и подпрыгивая.
Хейзел улыбнулась: мерки она снимала очень точно, даже на глаз. Ей пришлось купить в космическом магазине реплику скафандра, чтобы раздобыть кое-какие материалы, но ведь надо же на что-то тратить сбережения.
– Просто прекрасно. – Он неуклюже, как мишленовский человечек, обнял Хейзел. – А почему вы передумали?
– Поговорила со старым другом. Не думаю, что он еще раз тебя побеспокоит. Но ты не радуйся прежде времени, мои услуги не бесплатны.
– Конечно, сколько хотите. Я немедленно переведу вам деньги, только назовите сумму.
– Деньги мне не нужны.
Хейзел посмотрела на детали «Эксцельсиора».
– Эта ваша консервная банка летит в космос?
– Да, – мечтательно сказал Бернард, и эта мечта была больше него самого. – Мы летим на орбиту, а потом на Луну. И обратно.
– Вот и ладненько, – сказала Хейзел. – Я лечу с вами.
Голос его хозяина
Перед концертом мы воруем голову хозяина. Некрополь похож на темный лес бетонных грибов в синей антарктической ночи. Мы прячемся в пузыре служебного тумана, приделанного к крутой южной стене нунатака, ледяного пика.
Кошка умывается розовым языком. От нее пахнет бесконечной
– Готовься, – говорю я, – мы не будем тут всю ночь торчать.
Она бросает на меня обиженный взгляд и надевает броню. Квантовая ткань в горошек обволакивает полосатое тело, как живое масло. Кошка слабо мурлычет и пробует алмазные когти на ледяном выступе скалы. Звук отдается в зубах, и бабочки с острыми крыльями просыпаются в животе. Я смотрю на яркий, непроницаемый файерволл города мертвых. В дополненной реальности он мерцает, будто кому-то удалось заковать в цепи северное сияние.
Я решаю, что пора попросить Большого Пса залаять. Лазер, закрепленный на моем шлеме, отправляет наносекундную молитву света в небо цвета индиго. Как раз достаточно, чтобы передать один квантовый бит туда, в землю Диких. Теперь ждем. Хвост виляет сам собой, и низкое рычание зарождается где-то в животе.
Точно по расписанию начинает сыпаться красный фрактальный код. Зрение ухудшается, механизм дополненной реальности не в силах обработать плотный поток информации, который валится на некрополь, как тропический ливень. Северное сияние мерцает и исчезает.
– Вперед! – кричу я кошке, и во мне взрывается дикая радость, радость бега за Маленьким Зверьком из моих снов. – Давай!
Кошка прыгает в пустоту. Крылья брони раскрываются и цепляются за ледяной ветер, и кошка летит вниз, как ухмыляющийся китайский воздушный змей.
Теперь трудно вспомнить начало. Тогда не было слов, только звуки и запахи: металл и рассол, мерный стук волн о понтоны. И три идеальные вещи: моя миска, мячик и твердая рука хозяина на моей шее.
Теперь я знаю, что это была старая нефтяная платформа, которую купил хозяин. Когда мы приехали, там плохо пахло, жженой нефтью и химикатами. Но зато там были тайники, укромные уголки и закоулки. Была вертолетная площадка, где хозяин бросал мне мяч. Он часто падал в воду, но боты хозяина – маленькие металлические стрекозы – всегда приносили его, если у меня не получалось.
Хозяин был богом. Когда он злился, его голос становился невидимым хлыстом. Его божественный запах наполнял весь мир. Пока он работал, я лаял на чаек или подкрадывался к кошке. Мы несколько раз подрались, и у меня до сих пор остался бледный шрам на носу. Но потом мы заключили перемирие. Темные места принадлежали кошке, а я царствовал над палубой и небом: мы были Аидом и Аполлоном в царстве нашего хозяина.
Но по вечерам, когда хозяин смотрел старые фильмы или слушал пластинки на старом дребезжащем граммофоне, мы вместе лежали у его ног. Иногда от хозяина пахло одиночеством, и он позволял мне спать рядом с ним в маленькой каюте, свернувшись калачиком в божественном запахе и тепле.
Этот мир был невелик, но другого мы не знали.
Хозяин много времени проводил за работой, его пальцы танцевали по клавиатуре, которая проецировалась на стол из красного дерева. Каждую ночь он уходил в Комнату: единственное место, куда меня не пускали.
Именно тогда я начал мечтать о Маленьком Зверьке. Я помню его запах и сейчас, манящий, необъяснимый и неотразимый, запах закопанных костей и убегающих кроликов.
Во сне я гонял его по песчаному пляжу, шел по вкусной цепочке крошечных следов по извилистым дорожкам и уходил в высокую траву. Я никогда не терял его из виду дольше чем на секунду: где-то на краю поля зрения всегда маячила вспышка белого меха.