Сержант милиции (Часть 2)

Лазутин Иван Георгиевич

Широко открыв глаза, Лариса не знала, что ему на это ответить. Нет, это не Алексей. Таким она его не знала.

– Да, да, драть уши и сечь! Эти лекции рассчитаны на то, чтобы воспитать из молодого человека паркетного шаркуна, который должен улыбаться даже тогда, когда ему хочется плакать. Противно и гадко!

После цветов и аплодисментов эта пилюля показалась Ларисе горькой.

– Увалень! Ты понимаешь, что ты говоришь? По этим лекциям учатся прилично вести себя будущие советские дипломаты, работники искусства, офицеры... А ты?! Вылез, как медведь, из своей сибирской берлоги

и думаешь, весь мир должен жить по твоим медвежьим законам?

Больше Лариса не хотела разговаривать. Назвав Алексея дураком и тюленем, она зашла за гардероб, чтобы переодеться.

– А обзывать людей дураками и тюленями тоже предусмотрено этими правилами хорошего тона?
– язвительно бросил Алексей и снова закурил. Теперь он закурил назло. "Раз дурак, раз тюлень - значит все можно!"

Этот вопрос еще больше разозлил Ларису. Неестественно расхохотавшись, она покровительственно и сочувственно проговорила из-за гардероба:

– Эх, Леша, Леша, как мне тебя жалко. Год в столице для тебя прошел даром. Правду говорят, что горбатого только могила исправит.

Алексей промолчал.

Лариса, довольная, что ее выпад остался неотраженным, вышла из-за гардероба и, подняв лицо к лампочке, стала пудрить свой носик перед крошечным кругленьким зеркалом. По ее нервно вздрагивающим ноздрям и изогнутым бровям было видно, что она не сложила оружия в этой словесной дуэли и готова смело принять любой удар противника. В своем ярком цветном платье с пышным бантом, она походила на распустившийся куст шиповника, цветущий и колючий.

– Господи, да разве может такого тюленя полюбить девушка?
– не унималась Лариса и щелкнула крышкой круглой пудреницы.

Алексей затянулся папиросой и спокойно ответил:

– Если такая, как ты, то от этого мужская половина планеты ровным счетом ничего не потеряет.

Чего-чего, а этого Лариса не ожидала. Она даже растерялась.

– Что? Что ты сказал?
– зло спросила она, и ее хорошо очерченные губы вздрогнули, извещая, что не за горами и слезы.

Теперь Алексей готовился выпустить последнюю стрелу. И эта стрела нашла свое больное место.

– Ну, знаешь, Лариса, это дело вкуса. Для других ты, может быть, и будешь что-нибудь значить, а по-нашему, по-сибирскому, или, как ты говоришь, по-медвежьему, ты ноль без палочки. У нас в Сибири таких, как ты, зовут свиристелками.

Свиристелка... Это слово Лариса слышала первый раз. Оно показалось ей неблагозвучным, а смысл унизительным и оскорбительным. Не найдя, что на это ответить, она, как ошпаренная, выскочила из комнаты, даже не закрыв за собой двери.

Об этом разговоре никто из жильцов комнаты и из подруг Ларисы не узнал. Однако все вскоре решили: между Ларисой и Алексеем пробежала черная кошка. Лариса старалась не замечать Алексея. Он отвечал ей тем же. Так проходили месяцы. Так прошел год, но никто: ни Лариса, ни Алексей - не попросил первым прощения. Не раз Алексей ловил на себе ее беглый, пугливый взгляд. Ловил и делал вид, что ему все равно: существует она на белом свете или не существует, хотя в глубине души в нем что-то вспыхивало, переворачивалось и опускалось. Любил, но не показывал вида.

А раз между ними случилось такое, что

одних оно насмешило, а других заставило недоуменно пожимать плечами и удивляться. Это было уже на третьем курсе, зимой. После лекции по международному праву комсорг группы на несколько минут задержал Ларису, чтобы составить программу для курсового вечера. Лариса пробыла недолго, не больше десяти минут, но когда пошла одеваться, у гардероба, оказалось столько народу, что она поняла: в очереди ей придется проторчать не меньше получаса. А через пятнадцать минут у нее репетиция. Лариса подбегала то к одному, то к другому студенту из своей группы, совала номерок, просила, но никто не брал, так как у каждого их было уже по нескольку штук.

– Мишенька, ну, умоляю тебя, возьми мне пальто, мне очень некогда, просила она Зайцева Михаила, который в очереди стоял перед Алексеем. Зайцев молча и невозмутимо покачал головой и вытянул указательный палец, на котором была нанизана целая связка алюминиевых номерков.

Алексей стоял рядом и все это видел. Его очередь уже подходила. Ему стало жалко Ларису. Не раздумывая, он протянул руку и свободно снял с ее пальчика треугольный номерок.

Лариса порывисто повернулась. Ее брови выгнулись дугой, а губы зло сомкнулись.

– Я возьму тебе пальто.
– В голосе Алексея Ларисе почудилась насмешка.

– Отдай сейчас же!
– тихо, но повелительно проговорила она.

– Я возьму тебе пальто, ведь ты же торопишься, - повторил Алексей.

– Отдай номерок!
– громко крикнула Лариса и топнула ногой.

Кто-то захохотал.

– Что ты кричишь? Ведь ты же сама просила Зайцева, - пытался уговорить ее Алексей, но она ничего не хотела слышать.

Топая ногой, Лариса выходила из себя и требовала немедленно отдать ей номерок. Но Алексей не отдавал. Перед ним оставалось всего лишь два человека.

Проталкиваясь через толпу, Лариса направилась к выходу.

Алексей видел, как она резко хлопнула дверью и выбежала на улицу. Он испугался и выбежал за ней.

День был морозный. Поеживаясь от холода, спешили прохожие. Заиндевевшие провода были толстые и иссиня-белые. В воздухе лениво кружились одинокие, редкие снежинки. Прохожие останавливались и недоумевали: Лариса была в платьице с короткими рукавами.

Догнал ее Алексей уже за поворотом у троллейбусной остановки. Она всхлипывала и твердила одно и то же: "Отдай номерок". Алексей отдал и стал умолять, чтобы она быстрей шла в помещение. Как избалованную капризную девочку, сбежавшую из дома, привел он ее за руку на факультет. Девушки сразу же оттеснили Алексея и стеной окружили плачущую подругу.

Не одеваясь, Алексей поднялся на четвертый этаж и простоял там с полчаса у стенгазеты "Комсомолия", выкурив за это время несколько папирос. Напрасно кто-нибудь мог подумать, что он жадно впился в газету. Уставившись в карикатуры, он думал о Ларисе и о злосчастном номерке. А когда вернулся на свой факультет, никого из студентов-сокурсников уже не встретил. У гардероба не было ни одного человека.

После этой сцены прошло полтора года, но Лариса и Алексей по-прежнему не обмолвились ни словом. Встречаясь, они делали вид, что не замечают друг друга.