Сестра Марина
Шрифт:
Нюта ни на минуту не покидала его. Она давала ему успокоительное, меняла лед на голове, поила лекарствами. И добивалась-таки отчасти, что больной затихал.
Больной затих. Он так трогательно просил освободить его от смирительной рубашки, что Нюта не могла отказать ему и развязала руки и ноги молодого человека. Теперь, после прохладной ванны, температура тела спала, и юноша как будто задремал. Несколько успокоенная этим, Нюта могла хоть немного отдохнуть, присесть на стул и насладиться коротким покоем. Оправив сбившееся одеяло на соседе Кручинина, — старике мастеровом Федорове, считавшемся выздоравливающим,
Чья-то грубая, жесткая рука опустилась на плечо девушки. А сипловатый мужской голос произнес у ее уха:
— Небось… устали… измаялись… сестрица Анна. Нюта вздрогнула и открыла глаза.
Перед ней стоял больничный служитель Дементий, недавно только поступивший в общину. У этого Дементия были неприятно бегающие, словно все чего-то выискивающие глаза и не то хитрая, не то многозначительная улыбка. Уже не раз наблюдала Нюта, что подозрительно бегающие глаза нового служителя подолгу останавливаются на ней, а тонкие губы улыбаются сочувственно, насмешливо и лукаво. Он почему-то с первой же встречи стал ей антипатичен.
Сейчас этот взгляд, эта улыбка как-то особенно неприятно подействовали на Нюту.
— Уморились, сестрица Анна… И то уморишься… целую ночь на ногах, — произнес он тем же неприятным тоном.
Точно горячее пламя упало в сердце Нюты и обожгло его.
— Меня зовут не Анной, а Мариной, — помимо воли сорвалось как-то испуганно с ее губ…
— И то… и то… простите, ошибся маленечко, сестрица и… впрямь Марина… Что же это я путаю, старый дурак, — как-то особенно угодливо захихикал и залебезил старик.
Но Нюте показалось, что глаза его остановились на ней сейчас особенно внимательно настойчивым, дерзким и как бы насмешливым взглядом. Они точно смеялись, эти маленькие, бегающие, неприятные глаза.
— «Неужели же узнал, догадался. Неужели же… Но как, каким способом мог он узнать?» — испуганно билась в мозгу. взволнованной девушки мысль. Или это случайная обмолвка, ошибка… Она терялась в догадках.
— А я к вам с просьбишкой, сестрица, — залебезил снова неприятным своим тоном Дементий, — отпустите вы меня малость соснуть… Мочи нет, притомился. А коли понадобится что, позвоните, и я тут как тут.
Нюта знала, что просьба служителя являлась незаконной; до трех часов ночи никто из дежурного персонала не смел ложиться, но неприятно-пытливые глазки Дементия, его многозначительно насмешливая улыбка допекали Нюту, и она, желая во что бы то ни стало отделаться от антипатичного старика, скрепя сердце, дала ему свое разрешение.
— Спаси вас Бог, сестрица Анна… то бишь, опять я ошибся, Марина, — произнес, суетливо кланяясь и лебезя, Дементий. — Сосну за ваше здоровье часок… другой…
И приводя в несказанное смущение бедную девушку он, тихо крадучись, на цыпочках, вышел из палаты.
А Нюта с тревожным чувством снова откинулась на спинку стула, стараясь не думать ни о чем.
Усталость взяла свое… Отяжелевшие веки упали на глаза… Какое-то сладкое оцепенение охватило девушку. И, сама того не замечая, Нюта задремала.
Это была не дрема, впрочем, а какое-то легкое забытье… Представлялась с поразительной ясностью картина
Свет месяца обливал всю его фигуру, всклокоченную голову и белый, как мрамор, профиль, повернутый к Нюте.
Мужское тифозное отделение находилось в третьем этаже дома, и окно приходилось как раз над каменными плитами дворового тротуара, чуть запушенными снегом.
Помимо всех опасностей от морозного зимнего воздуха, больной горячкой студент Кручинин должен был неминуемо разбиться, упав на камни. Вне себя, вмиг сообразив все это, Нюта вскочила со своего места и бросилась к окну.
— Сходите вниз, больной! Сходите вниз, — крикнула она, хватая за руку Кручинина и всеми силами стараясь стащить его с подоконника и захлопнуть окно.
Но сильный и ловкий, весь в пылу горячки, придававшей сверхъестественную, бессознательную энергию его телу, больной студент оттолкнул Нюту и ближе подвинулся к наружному краю окна. Его глаза сверкали теперь безумием, тем самым безумием горячечного припадка, какое Нюта уже видела однажды в глазах маленького Джиованни, в ту роковую осеннюю ночь, а на искривленных плутоватою сумасшедшею усмешкою губах проступала пена. Еще минута — он сделает шаг и выскочит за окно… Удержать его нет силы… Это не Джиованни, девятилетний мальчик, которого можно взять на руки и унести.
Мало отдавая себе отчета в том, что произойдет в дальнейшем, Нюта, осененная внезапною мыслью вскакивает на окно, расставляет широко руки и, вцепившись ими в косяк рамы, заслоняет юноше путь…
Больной в смятении… Неожиданная преграда в лице этой тоненькой сестры, заградившей ему дорогу, на мгновение останавливает его болезненно-инстинктивное стремление во что бы то ни стало выскочить из окна, Но это лишь минутное колебание…
Притупившийся, измученный мозг снова закипает с. бешеной силой, снова прожигает его насквозь безумная мысль.
«Надо столкнуть вниз живую преграду и очистить себе дорогу во что бы то ни стало, во что бы то ни стало!» — вот что твердит ему эта безумная мысль.
Он простирает вперед руки, в то время как губы его закушены острыми зубами до крови, а безумные глаза выкатились из орбит.
— Пустите меня! Прочь с дороги! Пустите! — кричит он и изо всей силы толкает из окна Нюту.
Еще минута… секунда… короткий миг, и девушка разобьет себе череп о каменные тумбы и плиты тротуара…
— Сестра Трудова!.. Что случилось?