Сестра моя – смерть
Шрифт:
Денег хватило только на билет в одну сторону, и вот теперь она стояла у окна движущегося поезда, умирая от волнения. Ольга почему-то не смогла или не захотела встретить ее на вокзале, зато подробно описала, как доехать до квартиры их матери. Лена взяла достаточно легкую дорожную сумку, попрощалась с проводницей и зашагала по перрону – высокая, стройная, очень просто одетая женщина, выглядевшая со спины значительно моложе своих лет. Человек, заглянувший ей в лицо, заметил бы две новые морщинки около рта – след недавнего горя, усталое выражение в глазах и даже несколько преждевременных
Ольга с недоумением разглядывала стоящую в дверях девчонку в джинсах и такой же, как у нее, куртке.
– Здравствуйте, – робко молвила та, и Ольга поняла, что видит перед собой сестру.
Лена улыбнулась и вошла в прихожую. И хоть вид у нее был какой-то неприкаянный, во всем облике было что-то неуловимо знакомое.
«Неужели и правда – голос крови?» – удивленно подумала Ольга.
Лена поставила сумку, сняла куртку и осталась в бледно-голубых джинсах и черной рубашке с короткими рукавами. Талия, затянутая поясом, была тоненькая – ладонью обхватить. И сама сестра была худая, вся какая-то воздушная.
«Ах да, балерина», – с неудовольствием вспомнила Ольга.
Сама она в свои тридцать шесть была достаточно стройна, но бюст имела, и вообще фигура у нее была хорошая. В юности она занималась гимнастикой, но на диете никогда не сидела, могла есть что угодно – хоть полторта на ночь, хоть макароны, никогда нигде не откладывалось ничего лишнего. Ольга взяла Лену за руку, улыбнулась как можно приветливее, шепнула: «Ни на что не обращай внимания» – и ввела в комнату.
Нестарая женщина в черном шелковом платье и бледно-голубом платке, повязанном чалмой, при виде Лены сделала было движение подняться с дивана, но вскрикнула, прижала руки к груди и обессиленно упала обратно на диван.
– Девочка, девочка моя любимая! – сквозь слезы проговорила она.
– Здравствуйте, мама, – тихо ответила Лена.
– Но почему, почему такой холодный тон! – Голос у Лениной матери был звучный и приятный, если бы не было в нем этакой театральной фальши.
Лена отвела глаза и случайно посмотрела в зеркало, висевшее напротив. Она успела заметить, как старшая сестра нахмурилась в привычном раздражении. Встретившись с Леной взглядом в зеркале, Ольга усмехнулась и подняла глаза к потолку. Лена сделала шаг ближе и засмеялась:
– Смотри!
В зеркале отражались две молодые женщины, совершенно по-разному одетые и причесанные. У Лены на лице почти не было косметики – она привыкла в театре пользоваться гримом и в жизни давала лицу отдохнуть. Ольга же, напротив, косметикой если и не злоупотребляла, то пользовалась ею достаточно умело. Несмотря на это, скромно, почти бедно одетая девушка из провинции и крутая жена крупного чиновника были похожи. Ольга наклонила голову, внимательно присматриваясь, потом они одновременно подняли руки к волосам – Лена с намерением распустить длинные волосы, забранные в гладкую прическу, а Ольга – напротив, чтобы забрать пышные волосы гладко. Жесты были настолько одинаковы, что обе замерли, всматриваясь в зеркало.
– Чудеса! – Ольга вертела головой. – Прямо как близнецы в «Королевстве кривых зеркал».
– Ничего удивительного, – раздался спокойный голос с дивана, – вы обе – мои дочери и похожи на меня.
Лене всегда говорили, что она похожа на отца. Ольга же поняла, что все рассказы матери о другом человеке, которого она любила и который якобы мог быть отцом Ольги, – сплошное вранье, или, если выразиться помягче, фантазии.
«Какого черта им не жилось вместе, – в первый раз в жизни подумала Ольга, – были бы мы нормальной семьей, с сестрой дружили».
Теперь же она не испытывала к сестре родственных чувств, вообще никаких – как можно питать чувства к химере? Не было никакой сестры тридцать лет, так откуда взяться теплому чувству к посторонней женщине, которую видишь, считай, впервые?
Она вызвала Лену в Петербург с совершенно определенной целью – повесить на нее полусумасшедшую мать. Правда, психиатр, которого Ольга с большой секретностью приглашала к матери, после трехчасовой беседы дал обтекаемый ответ, что никаких таких особенных отклонений он в психике Аллы Борисовны не заметил, но Ольга твердо была убеждена, что мать понемногу сходит с катушек. Начать с того, что год назад мать категорически отказалась выходить из дома.
– Не хочу, и все! – заявила она.
Немногочисленных приятельниц она отвадила еще раньше, зато звонила бесконечно Ольге в любое время дня и ночи. Муж предлагал сиделку, самый лучший санаторий, закрытую частную клинику – все было напрасно. Матери нужно было только третировать Ольгу. Она воспитывала дочь одна, твердила она зятю, и теперь, в старости, имеет право на маленькую частичку тепла и дочерней благодарности.
Поэтому Ленино письмо Ольга восприняла как дар свыше. «За то, чтобы вырваться из провинции, за тряпки и жизнь в большом городе нищая сестричка будет безропотно терпеть все материны выкрутасы, – думала Ольга. – И мать пусть только попробует возразить против ее присутствия – та тоже родная ее дочь, приехала позаботиться о больной матери – крыть нечем!»
Но сейчас, глядя в зеркало на них с сестрой, Ольга поняла, что ей подвалила удача. Сестра сделает все, что она захочет, и жизнь Ольги может существенно измениться к лучшему, если попробовать выдать ее за себя. А что, грим, прическа. Откормить немного, чтобы кости не выпирали. Проклятый Аскольд будет охранять Лену, считая, что она Ольга, а она тем временем сможет себе позволить немного расслабиться в обществе Игоря, потому что добропорядочная жизнь с вице-губернатором Шуваловым сводила ее с ума.
Надежда проснулась от стука в окно.
– Надежда, так ты еще спишь, что ли? – бодро взывала соседка по даче Нина Михайловна, а ее эрдель Персик басовито лаял, заглушая слова.
Надежда отворила окно.
– А сколько времени? Уже пора?
– Давно пора, восьмой час уже. Пока дойдем, туда-сюда, потом от жары спаримся.
– Сейчас соберусь, – сказала Надежда, подавляя зевок, – заходите, Нина Михайловна.
– Спасибо, я тут с Персиком погуляю. Баба Маня сейчас подойдет. У тебя кот где?