Сестра печали
Шрифт:
— Дальше не читай, — вмешался Костя. — Ты уже сорок раз поил нас из этой чашки, побереги наши мочевые пузыри!
— Из чаши, а не из чашки, — с раздражением поправил его Володька. — Тупицы вы все! — Когда Володька спорил о стихах, он всегда обращался даже к единственному оппоненту во множественном числе.
Мы подошли к стенгазете.
На два ватмановских листа аккуратно были наклеены отпечатанные на машинке полоски с заметками и рисунками. Пахло клеем.
— Опять стихотворения не поместили! — огорчился Володька. — Это все этот подлюга Витик, это его рука!
— Что стихотворения твоего нет — не
— И в вестибюле объявления нет, — добавил Костя. — Когда Петраков из восьмой группы под трамвай попал, было объявление в черной рамке… Ребята, тут о вас! — прервал он сам себя. — Витик уже успел настрочить! Тут ваши фамилии.
Я стал читать. Статья была отпечатана на машинке очень чисто, без помарок и исправлений. Солнечные лучи, проходя сквозь фигуру Голой Маши, ложились на бумагу мягкими телесно-желтыми бликами. Статья называлась «Пресечем темные происки!». Начиналась она так:
«В то время как все студенты нашего техникума отдают все силы учебе и укреплению дисциплины, имеются еще отдельные матерые отщепенцы, которые докатываются до стрельбы по живым мишеням, до беспринципного щипкования отдельных девушек и до физической расправы над активистами стенной печати. Не будем закрывать глаза на тот факт, что факты стрельбы, щипкования и физрасправы произошли именно на занятиях по военному делу. В то время как все студенты крепят оборону, отдельные махровые личности…»
Статья была длинная. Моя фамилия упоминалась там несколько раз, о Косте было сказано вскользь. Внизу стояла подпись: «Общественник». Это был один из псевдонимов Витика.
— Неважные дела, — протянул Костя. — Вот мы и в матерые попали. Неприятности будут. Ну, да больше чем на вышибаловку это дело не тянет.
— Про тебя там только раз, — сказал я.
— Все равно — если тебя вышибут, я сам уйду.
— И я тоже, — твердо заявил Володька. — Будем искать работу все трое.
Тут к нам подошел Малютка Второгодник.
— А ты что здесь делаешь? — спросил его Володька. — Тоже опоздал?
— Ну и опоздал! — ответил Малютка Второгодник. — Почему это вы можете опаздывать, а я не могу! Я тоже у Вали справку взял.
— А что у тебя? — заинтересованно спросил Костя.
— У меня ярко выраженный вегетативный невроз. Я иногда даже галлюцинации вижу. Я так Вале и сказал.
— А какие галлюцинации? — поинтересовался я.
— Разные, смотря по погоде, — неопределенно ответил Малютка Второгодник. — Вам расскажи, а вы потом под меня работать будете.
— Очень нужны нам твои галлюцинации! — пренебрежительно протянул Володька. — У нищего гроши воровать!
— Он просто симулянт и лодырь! — заявил Костя.
— От симулянта слышу! — огрызнулся Малютка.
— Но не от лодыря! — отпарировал Костя.
— Ладно, ребята, не будем спорить, — примирительно сказал Володька. — Ты, Женька, не знаешь, почему это никакого объявления о смерти Гришки не вывешено? Почему это?
— Я знаю, только вы никому не говорите, — перешел на шепот Малютка Второгодник. — Новый директор заранее рекомендовал педагогам на похороны не ходить и на венок не собирать. Учащиеся могут идти на похороны, это не будет зачтено как прогул. Но нечего устраивать шум вокруг неизбежных потерь. Надо славить живых героев — вот что он сказал. И вообще он сказал, что Семьянинов умер не по нашему техникуму а по военному ведомству.
— Крыса тыловая твой директор, вот кто он! — негромко сказал Костя.
— Почему он мой, — сердитым шепотом огрызнулся Малютка. — Он такой же мой, как и ваш. Я просто говорю вам то, что слышал. Я не виноват, что знаю больше вас!
— Знаешь больше нас?! — уже громко заговорил Костя. — Объясни принцип действия термопары! Объясни принцип измерения температур при помощи зегер-конусов!
— Ну, это к делу не относится, — отмахнулся Малютка Второгодник. — Нечего мне тут экзамены устраивать!
Он отвернулся от нас и с независимым видом пошел к выходу из зала, — длинный и нескладный, набитый слухами и сплетнями. Мы остались в зале втроем, не считая Голой Маши. Она стояла в окне спиной к зимнему холоду, лицом и всем прочим — к нам, красивая, спокойно-нагая. Плевать ей было на наши дела-делишки.
6. Григорий Семьянинов.
1919-1940
В день похорон мы все трое проснулись рано. Неспешно оделись, совершили ППНЧ по всем пяти пунктам, потом Володька напоил нас чаем и накормил сардельками — в этот день было его дежурство. А потом настало пустое время, время-вакуум. Похороны в час дня, а сейчас еще утро. Мы молча слонялись по комнате, подходили к окну, протаивали лунки во льду, покрывшем стекла, садились на стулья, приваливались на койки — и снова вставали. Со стороны можно было подумать, что мы кого-то ждем, что вот-вот кто-то войдет к нам, и пойдут разговоры, расспросы…
Я сел на стул, мне надоело ходить по комнате. Но сидел я не как всегда, что-то удерживало меня от обычной ленивой позы. Я сидел не развалясь, не откинувшись на спинку, — я сидел чинно, как в гостях. Но в голову мне не шли чинные, торжественные, подобающие случаю мысли. Я глядел на аккуратно заправленную постель Гришки и вспоминал, что у него был один недостаток: он храпел во сне. Когда он начинал слишком громко храпеть, кто-нибудь из нас бросал ботинок в спинку его кровати. Тогда Гришка перевертывался на другой бок, и храп на время умолкал. Потом он снова заводил свою песню, и в спинку кровати его — к ногам или к изголовью — летел другой ботинок. К утру обычно вся наша обувь валялась около Гришкиной постели. И когда Гришка объявил нам, что идет добровольцем на финскую, Володька сказал: «Ну и катись! По крайней мере хоть храпа твоего не будем слышать!» Володька был обижен, что Гришка принял это решение без его совета.
— А тебе не страшно идти на войну? — спросил я тогда Гришку. — Только по-честному. Мы же здесь все свои.
— Черт его знает, — ответил Гришка. — Не то чтобы страшно, а как-то зябко. Будто недоспал.
— Раз зябко — выпить надо, — заявил Костя. — Ведь у нас дровяные деньги еще остались. Пусть Чухна сбегает, он сегодня дежурный. Ты отмерь ему сумму.
Гришка был капитаном комнаты и главным казначеем. Он сразу же дал мне денег, я схватил сеточку и побежал в подшефный магазин.
— Только все не трать! — крикнул вдогонку Гришка. — А то будете тут голодом сидеть без меня.