Сестренка из сна
Шрифт:
Я открываю глаза, а вокруг совсем не садик, всё какое-то белое и зелёное ещё. И пищит что-то, так интересно! Лампочки всякие мигают, и что-то происходит. Я хочу вскочить и посмотреть поближе, но почему-то не могу. Мне становится страшно, поэтому я плачу. И тут в комнату, где так много интересного, забегают дяди и тёти в светло-голубых одёжках. Они все в штанишках и рубашках, так что сразу непонятно, где дядя, а где тётя.
– Испугалась, малышка? – спрашивает меня одна тётя.
– Да-а-а-а, – тяну я, перестав плакать, потому что взрослые же помогут, я точно знаю! – Я к маме хочу!
– Сейчас приедет и мама, и папа, – говорит мне эта тётя. –
– Хорошо, – киваю я, поняв, что так надо. Наверное, это игра такая. – Я послушная?
– Самая послушная девочка, – улыбается мне тётя. – Ты пока постарайся поспать.
Я послушно закрываю глазки, но спать совсем не хочется, поэтому я подглядываю и подслушиваю. Но вот что делают и о чём говорят дяденьки и тётеньки, мне совсем непонятно. Вот что такое «о-ка-эс» 4 ? И почему во-он тот дядя качает головой и говорит, что так не бывает? Подслушивать интересно, только ничего не понятно, поэтому я быстро устаю и засыпаю.
4
Острый Коронарный Синдром – любая группа клинических признаков или симптомов, позволяющих подозревать нестабильную стенокардию или острый инфаркт миокарда. Считается, что в таком возрасте у детей не бывает.
Мне очень плохой сон снится. Как будто в нём я – бяка, очень такая бякистая – бью других девочек и мальчиков, а ещё как-то иначе делаю больно. А мои мама и папа из сна тоже делают мне больно. Они бьют меня по попе и ещё за волосы хватают. Очень страшный сон, поэтому я быстро просыпаюсь, сразу же начав плакать, потому что страшно же!
– Что случилось, маленькая? – сразу подходит ко мне толстая такая тётя. – Отчего слёзки?
– Со-о-он стра-а-ашный! – жалуюсь я ей.
Тётя осторожно обнимает меня, отчего я перестаю плакать, потому что уже не так страшно. А еще она гладит меня по голове, поэтому я начинаю улыбаться – у неё очень ласково получается, поэтому мне уже не страшно. Она укладывает меня обратно и просит чуть-чуть потерпеть, потому что сейчас придут мамочка и папочка.
И действительно, они прямо сразу заходят. Мамочка плачет и бросается ко мне, чтобы заобнимать. Я тоже начинаю плакать, чтобы ей не одиноко плакать было одной. Поэтому мы плачем вместе, а потом приходит строгая тётя и говорит, что нельзя плакать, потому что это может сделать плохо моему сердечку. Мамочка сразу же перестаёт, ну и я тоже, потому что чего же я одна плакать буду? Одной плакать неинтересно. Поэтому я перестаю, но мне же интересно, что происходит?
– А когда мы домой пойдём? – интересуюсь я у мамочки.
– Вот доктора тебя отпустят, и сразу пойдём, – отвечает она мне. – А пока ты тут поживёшь.
– Но я не хочу одна! – возмущаюсь я, начав уже было хныкать, но тётенька доктор говорит, что плакать не надо, потому что мамочка тут вместе со мной поживёт, чтобы мне не было одиноко.
– Я буду с тобой, маленькая моя, – улыбается мне мамочка.
Я тянусь руками и к папочке, потому что он тоже сейчас заплачет, я же вижу! Поэтому папочку нужно пообнимать и погладить ещё, тогда он не будет плакать, а наоборот – улыбнётся. А ведь это здорово, когда папочка улыбается, поэтому я радуюсь. Доктора тоже радуются, а почему, я не знаю, но с вопросами не лезу, чтобы им не мешать. Папа куда-то выходит с телефоном в руках.
– Сергей будет к вечеру, – сообщает он мамочке. – Билетов на ближайший нет, но он говорит, что будет как штык. Таисия в командировке, так что…
– Главное, что дядя Серёжа приедет, – объясняет мне мама. – Он доктор и быстро разберётся, что случилось с нашей принцессой.
– Ура! – я радуюсь, потому что люблю дядю Серёжу.
Я верю – приедет крёстный, и всё сразу станет хорошо, потому что он доктор же и во всём разбирается. Лучше мамочки точно, ну а пока… Пока тётя медсестра приносит мне покушать. Это очень вовремя, потому что в садике я же не покушала, а хочется уже. Поэтому мамочка устраивает меня так, чтобы я могла покушать. Только ручки у меня шевелятся плохо, но мамочка говорит, что сама покормит высочество.
Высочество – это я. А ещё – принцесса, кнопка, лапочка и папино чудо, вот сколько у меня имён! Поэтому я послушно открываю рот, чтобы поесть какой-то очень невкусный суп. Я бы отказалась от него, но я голодная, а ещё мама говорит, что так надо. Папочка же обнимает меня, целует ещё, и мамочку тоже, после чего убегает на работу, потому что у него важная работа очень.
Покушав, я чувствую, что опять устала, поэтому прошу мамочку рядом со мной полежать, потому что сны страшные. Тётя доктор говорит, что после этого самого «о-ка-эс» бывают кошмары, чтобы мамочка не пугалась за меня. Мамочка обещает не пугаться, она ложится на кроватку рядом с моей, обнимает, гладит и поёт мне песенку. От этой песенки глазки сами закрываются, и я засыпаю.
Сейчас мне опять снится сон, но не страшный, а жалобный. У меня в нём не ходят ножки, и почему-то совсем никого нет – ни мамочки, ни папочки. Зато вокруг много дедушек и ещё… наверное, это бабушки. Их много, и они хорошие, наверное, потому что дедушки и бабушки должны быть хорошими, иначе зачем они нужны, правильно?
Мне снится, что я гуляю, но не ножками, а в коляске специальной. А вокруг столько всего интересного! Птички поют, и ветерок ещё, и солнышко светит. Хотя в этом сне у меня не ходят ножки, но я тут хотя бы не плохая девочка, которую надо по попе, хотя мне по попе не давали ещё ни разу. Только мамочка несколько раз обещала, что будет, если я опять игрушки разбросаю, но я послушная девочка, поэтому собираю игрушки, если не забываю… Я стараюсь не забывать, но иногда не получается. Тогда я начинаю плакать, и мамочка забывает, что обещала по попе, потому что надо же меня утешить?
***
– Да, согласен, странно, – слышу я очень знакомый голос дяди Серёжи, стоит только мне проснуться.
– Ура! Дядя Серёжа! – радуюсь я и открываю глаза.
Дядя Серёжа улыбается мне. Он одет в такую же одежду, что и доктора тут, ещё он что-то рассматривает, а потом садится рядом со мной, и я сразу же лезу обнимать его. Дядя Серёжа мягко мне улыбается, укладывая обратно в постель, он видит, что я ему рада, и он мне тоже. Мне интересно, что ему странно, но Маша – послушная девочка, да!
– Так, Кнопка, – задумчиво произносит он, глядя мне прямо в глаза. – Что было в садике?
– Не помню почти, – честно отвечаю я. – Только помню, что было горячо вот тут, и всё, – я показываю, где.
– Ага… – произносит он, а потом достаёт сте-то-скоп – это такая штука, которой сердечко слушают, – и начинает меня слушать.
– Да, – повторяет он. – Очень странно, сколько стояло сердце?
– Почти минуту, коллега, – отвечает ему какой-то дядя, которого я сразу и не замечаю. – А последствий нет, хотя должны быть.