Сестры Ингерд
Шрифт:
– - Смотри-ка, у нее-то там тепло!
В данный момент я полностью разделяла ее чувства: в карете баронессы, пусть и довольно неуклюжей на вид, топилась печка, и из трубы вился легкий дымок. Мне не нравилось, что мачеха относилась к нам как к бессловесной скотине. Поэтому я ответила сестре:
– - Терпи. Осталось буквально пару дней, и мы уедем отсюда навсегда.
– - Жаль, что мы всего лишь баронетты. Были бы чином повыше, я бы назло всем вышла замуж за какого-нибудь герцога и заставила бы баронессу
Я немножко подумала, пытаясь разобраться в своих чувствах, и с удивлением поняла, что мне ровным счетом плевать на эту тетку. Да, ведет она себя довольно неприятно, но она и не обязана быть с нами любезна. А ее поведение дает мне полную свободу от чувства благодарности.
Благодарность я испытывала к Изи: за информацию, легкий нрав и приветливость. К Луизе – за терпеливое обучение и ворчливую заботу о нас. А вот вдовствующая баронесса Ингерд – совершенно чужой человек, хоть и не слишком приятный. Я опасалась ее и радовалась, что скоро мы свалим отсюда. Мстить ей мне совсем не хотелось.
Баронесса со своей матерью вышли из дверей замка и двинулись не садиться в карету, а к нашим саням. Баронесса пропустила вперед свою матушку, и старуха, привычно “кхекая”, сказала:
– - Кхе-кхе… негоже девицам из хорошего дома, как купчихам каким, в церковь ходить! Это вам добавление к приданому вашему от меня и дочери моей.
Говорилось это все достаточно громко. Так, чтобы слышали и возчики, и застывшая в распахнутых дверях с фонариками в руке Изи, и еще какая-то девушка-горничная.
Старуха протянула нам два одинаковых бархатных мешочка с вышивкой черным мелким бисером. Казалось, что в каждом из них содержится по кирпичу, такими неожиданно тяжелыми они оказались. Подскочившая с другой стороны саней Луиза весьма ощутимо толкнула меня в плечо и зашипела:
– - Кланяйтесь благодетельнице и благодарите! Кланяйтесь живее!
Мы с сестрой встали и попытались изобразить поклоны в этих тулупах. Ангела нашлась первая:
– - Благослови Бог вас и вашу почтенную дочь! – сладким голосом сказала она. Я растерянно повторила за ней то же самое.
Все же, несмотря на свои капризы, иногда сестрица соображала и ориентировалась быстрее и лучше, чем я. Когда две закутанные в меха копны удалились в карету, я тихонько шепнула:
– - Спасибо! А я что-то совсем растерялась.
– - Как думаешь, что там находится? – Ангела уже торопливо развязывала шелковый шнурок, пытаясь заглянуть в мешочек.
Книга, лежащая внутри бархата, была напечатана, что меня сильно поразило. Глядя на средневековое окружение, я почему-то представляла себе только рукописные тексты. Однако эта Библия была именно напечатана в типографии. Ангела разочарованно сморщила нос и протянула:
– - У-у-у-у… Вот жадина старая! Лучше бы украшение какое подарила, а не эту ерунду…
Я незаметно пнула Анжелку ногой и зашипела:
– - На русском не говори! – и тут же пояснила насторожившейся Луизе: – Это Ангела помолилась за здоровье баронессы.
– - Что-то у вас, барышни, молитвы больно непонятные, -- недовольно буркнула Луиза. Анжелка захлопала голубыми глазками и скромно сказала:
– - Милая Луиза, ведь не сами мы это придумали. Чему нас в монастыре обучали, то и знаем.
Церковь была маленькая каменная, и хотя там растопили докрасна небольшую печку, к нашему приезду согреть помещение не успели. Холод был такой промозглый, что мы даже не рискнули снять тулупы. Баронесса уселась на одну из скамеек поближе к печи. Нам же Луиза, подсевшая в сани в последнюю минуту, указала места где-то посередине почти пустых рядов скамеек. Кроме нас в церкви было еще человек пять, также тепло закутанных и сидящих максимально далеко друг от друга.
Священник выглядел достаточно странно. Похоже, под длинной мешковатой рясой у него пряталось много-много слоев теплой одежды. Из-за этого на тяжелой серой туше очень нелепо смотрелась маленькая головка сухощавого старичка, прикрытая смешной суконной шапочкой.
Говорил он долго, и молитвы звучали для нас странно. Вроде бы тот же язык, на котором мы разговариваем, но форма слов была не всегда правильная. Из-за этого большую часть мы просто не поняли. Бдительно следили за руками баронессы и ее матери и крестились сразу же вместе с ними. В конце службы священник прошелся по проходу между скамьями, помахивая каким-то медным шариком на цепочке, откуда щедро валил пахнущий одеколоном дым. Следом за ним вышагивал тощий прыщавый подросток, на голову выше священника, и кистью с длинным ворсом брызгал на сидящих людей воду.
На обратном пути Анжела расспрашивала Луизу:
– - А до столицы сколько ехать? А ты, Луиза, была там хоть раз?
– - В молодости бывала, баронетта Ангела. А ехать туда сильно долго, седмицы две, не меньше. А ежли метель поднимется, то и еще на неделю можно застрять.
– - Ужас какой! За две недели в санях мы обморозимся и умрем от простуды!
– - Чай не помрете, – спокойно ответила Луиза. – Конечно, все в руках Божьих, но хозяйка наша у соседей кибитку взяла попользоваться. Там и печурка есть, и спать найдется где. Самолично я вас и повезу города. А там и целый караван с наших местов собереться. Чай не одни вы взамуж-то спешите выйти.
Мы с сестрой переглянулись: это была первая хорошая новость за все время. Новость, которую Луиза по простоте душевной тут же слегка подпортила:
– - Оно ведь, ежли в трактирах каждый раз останавливаться, никаких денег на дорогу не хватит. А путь-то хозяйка оплатить должна, и еду вам предоставить, и остальное, что требуется. А так она им малый кусочек пашни на год отдаст, до него все равно руки не доходят, который год земля пустует. Вестимо, – вздохнула горничная, – мужиков-то в солдаты позабирали, вот рук на все и не хватает, – тяжело вздохнула она.