Сестры по благоразумию
Шрифт:
– Папа, что происходит?! Что они делают?!
– Пожалуйста, полегче, полегче с ней, – умоляющим тоном бормотал отец двум качкам. Потом он посмотрел на меня: – Дорогая, все это для твоего блага.
– Папа, да что они себе позволяют?! – визжала я. – Куда они меня тащат?
– Все это для твоего блага, дорогая, – повторил отец, и по тону голоса я поняла: он плачет. Что, в общем-то, испугало еще сильнее.
Меня затолкали в небольшую душную комнату и заперли за мной дверь. Икая и плача, я ждала, когда отец поймет, что совершил большую ошибку, и заберет меня отсюда. Но этого не произошло. Папа эмоционально поговорил в коридоре с какой-то женщиной. Потом я услышала, как завели машину, а затем звук мотора стал удаляться и вскоре совсем исчез. Я снова начала кричать и плакать. Слезы смешались с соплями и слюнями. Несмотря на то что я громко рыдала, никто за мной не приходил. Я плакала
Глава вторая
– Оппозиционно-вызывающее расстройство (ОВР).
В Ред-Роке был свой психоаналитик, который и утверждал, что у меня ОВР. Мы сидели в ее темном офисе, стены которого украшали идиотские плакаты, судя по всему, способные кого-то и как-то мотивировать. На одном из них был изображен косяк летящих гусей и красовался слоган: «Когда у тебя готов план, ты далеко пойдешь». Это был очень странный плакат. Учитывая то, что у меня отобрали одежду и обувь, я точно никуда не уйду и не убегу. Я сидела в пижаме и тапках. Причем происходило все это днем.
Женщина-психоаналитик читала что-то занудное и заунывное из большой книги, в которой, судя по всему, хранились все секреты человеческого ума.
– Часто выходит из себя, спорит со взрослыми, активно противодействует родительской воле и отказывается выполнять правила или указания старших, а также сознательно раздражает окружающих. В собственных ошибках винит других, часто злится, возмущается, нередко бывает мстительной, язвит…
– Тебе такое поведение знакомо, правда? – спросила женщина. Психоаналитик выглядела как одна из первых переселенок. Она была худой, с каштанового цвета волосами, одета в блузку с высоким воротником и кружевами, несмотря на то что в комнате стояла жара, как в мартеновской печи, и работавший на полную мощность кондиционер не спасал.
Как вы можете представить, я уже сильно обалдела от всего, что к тому времени успело со мной произойти. Всю ночь я не спала, а потом пришли мордовороты и отвели меня к медсестре, тоже достаточно мощного телосложения. Я тут же назвала ее про себя Хельгой. Эта Хельга конфисковала мой Айпад и все мои украшения, включая кольцо из пирсинга в пупке. Она не стала слушать возражения, мол, дырка зарастет, если кольцо вынуть. Хельга положила мои вещи в конверт и строго приказала раздеться. Потом она надела резиновые перчатки, ощупала мои подмышки и осмотрела рот. После этого она приказала мне нагнуться и исследовала меня там – спереди и сзади. До этого я никогда не была на приеме у гинеколога, поэтому от такого отношения сначала потеряла дар речи, а потом начала плакать. Хельга даже не предложила мне салфетку. Она тщательно меня обыскала, судя по всему, на предмет наркотиков, хотя я их не употребляю. От алкоголя меня рвет, а от травы я становлюсь сонной и замедленной.
Вот что со мной произошло до того, как тем утром я встретилась с доктором Клейтон, которая и сообщила: у меня оппозиционно-вызывающее расстройство. После ее описания болезни мне показалось, что этим недугом страдают все подростки.
– Видимо, информацию обо мне вы получили от мачехи, – ответила я психоаналитику. Та улыбнулась и что-то записала на листке бумаги.
– Суммируя вышесказанное, – сказала она, – у тебя плохие оценки в школе. Ты часто прогуливаешь. Ночами не спишь, а болтаешься неизвестно где. А когда появляешься дома, то настроение у тебя самое отвратительное.
– Не совсем так, – заметила я. – Я прихожу поздно из-за наших выступлений. Мы пока еще не самая известная группа на свете, поэтому в лайн-апе идем в самом конце, где-нибудь часа в два ночи. Пока сыграли, упаковались, вот уже и пять утра. Так что не надо говорить, будто я всю ночь веселюсь.
Доктор Клейтон бросила на меня неодобрительный взгляд и сделала очередную пометку в блокноте.
– Ты относишься к своему телу как к помойке и делаешь на нем татуировки. Грубишь мачехе, плохо влияешь на брата и игнорируешь учителей. Кроме этого, у тебя остались некоторые нерешенные вопросы с собственной матерью.
– Не смейте говорить про мою мать! – прорычала я и сама удивилась силе эмоции, прозвучавшей в моем голосе. Как только она упомянула маму, я почувствовала, что у меня на глазах выступили слезы. Я несколько раз моргнула, чтобы их скрыть,
– Понятно, – произнесла психоаналитик и добавила пару слов к своим записям. – Ну что ж, перейдем к правилам нашего учреждения? – немного нараспев произнесла она, словно мы играли в какую-то захватывающую игру. – У нас действует система поощрений и наказаний. Для оценки воспитанниц существуют уровни. Ты новенькая и начнешь на Первом уровне. Это уровень, на котором мы осуществляем предварительную оценку поведения, чтобы понять, с какими трудностями в работе с тобой сотрудники могут столкнуться. Так что продемонстрируй нам свой потенциал. На Первом уровне у тебя будет минимум привилегий. Ты не имеешь права выходить на улицу и все время будешь находиться в своей комнате. Учиться и есть ты сможешь там же. Выходить из комнаты разрешается только в туалет и на сессии с психоаналитиком. Чтобы ты себя не порезала и не нанесла себе вреда, за тобой будет установлено постоянное наблюдение. После того как мы убедимся в том, что ты не совершишь побег и готова над собой работать, ты перейдешь на Второй уровень. На этом уровне тебе вернут обувь. Ты сможешь есть в столовой и посещать групповые занятия с психотерапевтом. Ты сможешь получать письма от членов семьи, если это разрешат сотрудники учебного заведения. На Третьем уровне твоя жизнь станет еще веселее и лучше. Тебя переведут в общежитие, ты начнешь ходить в школу, тебе разрешат переписываться и получать письма от членов семьи. Ты будешь участвовать в большем количестве мероприятий. На Четвертом уровне ты сможешь пользоваться косметикой и разговаривать, точнее принимать звонки по телефону от людей, предварительно одобренных нашими сотрудниками. На Пятом уровне тебя смогут навещать члены семьи и ты будешь участвовать в групповых выездах в город, например, на просмотр фильма или в боулинг. И, наконец, самый последний уровень – Шестой. На этом уровне ты сможешь сама вести групповые занятия, курировать учениц и выходить за территорию школы. После окончания Шестого уровня ты в праве вернуться домой, но до этого пока еще надо дожить. Чтобы выйти на Шестой уровень, могут потребоваться месяцы, а то и годы. В этом смысле очень многое зависит от тебя самой. Если ты начнешь себя плохо вести или станешь отказываться присутствовать на терапевтических сессиях, тебя могут понизить на один или два уровня. В случае серьезных нарушений тебя опустят до Первого уровня.
Последнюю фразу психоаналитик проговорила с улыбкой. Было видно: она получает от своих слов удовольствие.
Глава третья
Через четыре дня изоляции в Ред-Роке я заметила, что у меня под мышкой начало куститься. Согласно распорядкам заведения всем ученицам, не достигшим Пятого уровня, запрещалось иметь одноразовые бритвы. Я не очень понимала причину такого запрета. Я никогда не слышала, чтобы какая-нибудь девочка умудрилась себя смертельно порезать пластиковой женской бритвой. Когда меня под присмотром надзирательницы отвели помыться в душ, то выдали только бутылку детского шампуня. Эта женщина все время за мной наблюдала. Расчесок или гребешков тоже не полагалось. Только на Третьем уровне разрешалось пользоваться электрическими эпиляторами и бритвами. Судя по всему, руководство заведения не боялось, что кто-нибудь умрет от короткого замыкания.
На Первом уровне за мной всегда кто-то наблюдал. Даже когда я ходила в туалет. По ночам меня «пасли» охранники, а днем их место занимали постоянно менявшиеся ученицы Шестого уровня. Некоторые из них держались очень высокомерно и заносчиво, демонстрируя, что между нами есть огромная разница. Некоторые снисходительно пичкали меня агитками и распинались по поводу преимуществ программы обучения и воспитания. Последних я ненавидела еще сильнее, чем первых.
В Ред-Роке я неоднократно вспоминала о содержащихся в зоопарках животных и жалела их, ведь мы были похожи. Мне разрешали читать только школьные учебники по геометрии, которые я уже прошла в прошлом году. В общем, было просто смертельно скучно.
Первую терапевтическую сессию со мной вела не доктор Клейтон, а директор интерната, красавец-ковбой по имени Бад Остин.
– Можешь звать меня просто Шериф, – сказал он. – Я раньше был полицейским, а теперь занимаюсь молодым и непослушным поколением – вот такими, как ты, – он рассмеялся.
Шериф приперся ко мне в первый день моего пребывания в Ред-Роке, с грохотом затащив в комнату железный раскладной стул. Бад был высоким, черноволосым и с густыми усами. Одет он был в джинсы, которые, казалось, ему на размер маловаты. На поясе джинсов у него болталась массивная связка ключей, а из-под завернутых отворотов штанов виднелись пижонские сапоги из змеиной кожи.