Сети зла
Шрифт:
– Продала, сука!! – взревел Быкобойца, отшвыривая с дороги стол вместе с кем-то из некстати подвернувшихся под руку сообщников.
Изо всех сил оттолкнувшись ногами, Орландина сделала обратное сальто, головой врезавшись в жалобно хрустнувшие пластинки слюды.
Уже во дворе, перекувыркнувшись на месте, вскочила и, не раздумывая, подлетела к забору. Грохот в только что покинутом помещении, крики и перекрывающий все жуткий рев обезумевшего от ярости Мачо Пикчу подсказал ей, что она убралась очень вовремя.
Перепрыгивая на ту сторону забора, на захламленный дворик
А затем полыхнуло багровым и, выплюнув облако черного дыма, зашипела гигантская змея.
«Дикий огонь! Нет, ну что за денек?!» – подумала девушка, когда ее ноги коснулись земли с другой стороны забора.
И лишь тогда она обратила внимание, что по-прежнему сжимает в руке проклятый сверток…
…Род людской издавна привык себя одурманивать.
Уж таково свойство человека, что не может он прожить, чтобы время от времени не употребить чего-то, что затуманит разум, который только и отличает его от бессмысленного животного, и хоть слегка к сему животному приблизиться.
Хотя как сказать, ведь и сами животные не чужды этого. Взять тех же обезьян (как говорят просвещенные люди, вроде вендийских браминов и ахайских философов, обезьяны состоят с людьми в весьма близком родстве). Рассказывают, что в землях черных людей мартышки набивают дупла баобабов подгнившими фруктами, замуровывают их глиной и через пару недель, взломав стенку, устраивают гулянку. Совсем как студиозусы в академии, тайком от профессоров и надзирателей варящие в своем общежитии бражку.
Иногда на эти бродильные чаны натыкаются слоны, и тогда и звери, и люди разбегаются прочь от весело вытанцовывающих гигантов.
Во всем мире люди знают толк в хмельном.
На берегах Срединного моря народ больше уважает вино, в Аллемании, бриттских землях, Эйрине и Норландии – пиво, в Троецарствии – медовуху.
Если хочется чего покрепче, то можно залить то же вино в перегонный куб, изобретенный премудрыми египетскими жрецами, или, если климат подходящий, выставить пойло на мороз, получив одинаково бьющую что по мозгам, что по ногам медовую или пивную «ледянку».
Есть и иные средства, по большей части предосудительные.
Артанийцы с куявцами вдыхают дым конопляного семени и пыльцы. Саклавийцы пробавляются мухоморным отваром, по примеру своих подданных – плосколицых самоедов из северной тайги.
Просвещенные римляне, ахайцы и египтяне с берегов Срединного моря делают настой черного мака в крепком вине. Вендийцы и парфяне вкушают сому, приготовляемую в горных монастырях по древним рецептам времен Атлантиды и Лемурии, от которой во сне улетают в другие миры. В Чжунго употребляют и то, и это, но больше всего уважают супчик из маковой соломки. В Заморских королевствах жуют листья какого-то горного кустика и сушеные кактусы, заедая грибочками. В Зангези и Конбо – кору дерева ихимба, от которой наливается силой тело и становится весело (правда, и то и другое ненадолго).
Все это (что раньше, что позже) губит здоровье, лишает разума и делает человека рабом. Рабом зелья и рабом того, кто это снадобье делает и продает.
Но нет ничего сильнее и опаснее «голубой пыли» с Авалонских островов. И ничего, что стоило бы дороже. Ибо дарит она видения блаженнее, длиннее и чудеснее, чем даже самая лучшая сома. Ибо быстрее прочего дает привычку, которую уже почти немыслимо перебороть.
Хроники гласят, что из-за пристрастия эйринских царей и нобилей к сине-зеленым кристаллам пал древний Эйрин.
Посему тем, кто был причастен к их изготовлению, распространению и употреблению, в новом Эйрине грозило зарывание в землю живьем, у кельтов – скармливание священным волкам, у свеев – утопление в кожаном мешке вместе с дохлыми крысами, а по законам Империи, отличающимся гуманизмом, – просто виселица.
В Сераписе того, кто продает или хранит «голубую пыль», лишали головы. Это при смягчающих обстоятельствах…
…На цыпочках прокравшись вдоль забора, девушка осторожно выглянула из-за поворота.
Переулок перегораживали четыре стражника с пиками наперевес, кроме того, у двоих были взведенные арбалеты, но Орландина вовсе не имела желания прорываться с боем и героически умирать.
Бесшумно отбежав шагов на двадцать, она перебралась через ограду и оказалась во дворике какого-то благонамеренного обывателя Среднего города.
Бренча цепью малость потоньше якорной, из угла к ней с рычанием метнулся здоровенный кобель, грозно раззявив клыкастую пасть. Но, увидев блеснувший в руке предполагаемой жертвы клинок, сменил рык на тихий визг и шустро убежал обратно. Видимо, хорошо знал, что это такое и что можно при помощи этакой штуки сделать даже с самой злобной псиной.
Это было и к лучшему: сражаться сейчас с кем бы то ни было она не хотела. Боевой задор постепенно отступал.
При всей своей решительности и боевом опыте она все же была простой восемнадцатилетней девчонкой и ее далеко не каждый день пытались прикончить знаменитые убийцы да еще заодно поджарить «диким огнем». А стражники охотились на нее вообще первый раз в жизни. И что дальше делать, она не представляла.
Еще этот треклятый пакет! Выбросить его здесь же, и вся недолга.
Уже и замахнулась было, чтобы выполнить то, о чем помыслила. Да передумала. Надо бы на досуге рассмотреть получше.
«На досуге!» – ухмыльнулась зло.
Знать бы, когда он теперь ей выпадет, досуг-то.
Перепрыгивая через заборы, пробираясь огородами, проскакивая переулками, Орландина отчаянно думала, что ей делать. И чем больше думала, тем противнее ей становилось.
Глава 4. ПОСЛУШАНИЕ
Орланда с опаской огляделась по сторонам.
Она недолюбливала это место. Чем-то зловещим веяло от старых мраморных и гранитных надгробий, обелисков, статуй, которые напоминали о том, о чем ей страсть как не хотелось думать. О смерти, вечности.