Сети зла
Шрифт:
– Сотником ты не будешь, – грубо фыркнул, как отрезал, он. – Еще чего не хватало! Под сотником – еще куда ни шло. Тут тебе не Серапис и не твой легион, слава богам. Будешь опционом, и скажи за это спасибо. А жалование тебе будет двойное. За должность – тридцать дисм, то есть круглым счетом два солида в месяц.
– Сколько-сколько?! – вытянулось лицо амазонки. – Да за такие деньги не то что солдата, и козу-то толком не прокормишь…
Тут, конечно, она малость преувеличила. Козу и даже небольшое стадо можно было прокормить.
Ее обычное
Хотя если прикинуть, то выходит не так уж и плохо. Тартесский золотой солид в полтора раза тяжелее имперского ауреуса. Прилично.
– Сколько положено, столько и будет! – вновь отрезал хилиарх. – У нас забранный на службу в войско вообще зарабатывает десять дисм. Кстати, жалованье первый раз получают на третий месяц службы. А до этого еще надо дожить. Хе-хе! Но ты, как-никак, мой помощник. Поэтому радуйся…
На стол выкатились два больших и массивных золотых кружка.
Он улыбнулся, и белые зубы сверкнули из полуседой бороды.
Глава 13. ОСАДА
В одном из казематов Тартесской крепости сидели в кружок вокруг котелка со скудной снедью несколько женщин.
Дряхлая старуха с длинными жилистыми руками и глазами пронзительно черными, несмотря на годы. Деметра, кашевар второй центурии, орудующая копьем и мечом не хуже, чем поварешкой (где только научилась?). Аспасия и Гестия – две крепкие некрасивые девицы, похожие как сестры, но даже не родственницы. Акробатки из бродячего цирка, коих взяли в воинство исключительно за силу и ловкость (перед тем как призвать на службу, их вытащили из постелей местных стражей порядка).
Лекка – молодая крестьянка из какого-то окрестного села, крупная и сильная, застигнутая мятежом, когда везла в Тартесс вино. Хилиарх Лепреон увидел, как она без посторонней помощи снимает с телеги здоровенные амфоры, и это решило ее судьбу.
И наконец, старшая над этими бедолагами, да и над всеми пятью сотнями женщин защитниц Тартесса. Зауряд-опцион Белинда Ора. То есть Орландина. Вот уже почти месяц прошел, а и в самом деле кажется, что год. Не зря же при подсчете выслуги лет месяц в осаде засчитывается за десять.
Наверное, в кошмарных снах ей будет сниться тот день, когда, выстроив первую сотню на плацу, она с тоской оглядела неровную шеренгу. За такое построение в ее родном легионе, не говоря уже об имперских легионах, горе-вояк самое меньшее заставили бы строиться и расходиться раз двадцать. Если бы вообще не выпороли розгами. Но сейчас на носу была война, и этих, с позволения сказать, солдат нужно было учить вещам куда более нужным.
В их задачу входила защита стен и баррикад, обслуживание метательных машин и котлов со смолой и, если дойдет до худшего, уличные бои.
В отряд отобрали самых крепких и боевитых горожанок, но при этом лишь трое имели какое-то представление о том, что такое война и воинская служба, и хотя бы держали в руках оружие.
Первая – крепкая сорокалетняя степнячка откуда-то из-за Гирканского моря, привезенная сюда двадцать с лишним лет назад артанийскими работорговцами и выигранная у одного из них в кости здешним матросом. К сегодняшнему дню она была почтенной матроной, женой оного матроса, ставшего капитаном, матерью пятерых детей.
Вторая – личность замечательная в своем роде. Карина Армая, глава местного цеха мясников. Здоровенная, грузная, с грубым красным лицом (так и тянет сказать мордой). Точь-в-точь злая великанша из сказки. Вопреки грозному облику, она тем не менее была женщиной доброй и спокойной. И больше, чем предстоящий не сегодня-завтра штурм, Карину огорчало то, что ее оторвали от детей и любимого мужа. Ей как умеющей обращаться с рубящими предметами доверили две сотни самых крепких дамочек, которым роздали мечи и секиры. Хотя она все отнекивалась и со смехом говорила, что истинное мастерство мясника не в том, чтобы с одного удара рубить туши пополам, а чтобы из туши в тысячу фунтов нарубить хотя бы тысячу сто.
И третья – разбитная и неунывающая бывшая маркитантка Мириам, родом из Иерусалима, ныне содержательница таверны.
Было еще несколько дюжин девиц со злым исподлобья взглядом и презрительной ухмылкой, словно приклеенной к губам. На пальцах блестели дутые перстни и браслеты из позолоченного серебра, а с губ слетали малопонятные словечки, похожие, впрочем, на те, что Орландина слышала дома от обитателей Нахаловки и Восточного предместья. Когда женская когорта получала оружие, они, не раздумывая, выбрали длинные ножи и демонстративно привесили их к поясу.
Несомненно, это были коллеги сераписских «Ночных кошек».
В нескольких отрядах, где они оказались в большинстве, быстро установился жесткий порядок, ничем не отличающийся от того, что царит в бандитских шайках, а кое-кто из «соколих» (так они себя называли) даже обзавелись смазливыми адъютантшами.
Будь у Орландины побольше времени, и вообще будь обстоятельства иными, прознатчица обязательно бы обломала им рога, но сейчас было не до того.
Она коротко переговорила с Кайлой – кем-то вроде атамана лихих девок, – и та пообещала, что не допустит беспредела среди своих и постарается вышколить оказавшихся в ее подчинении баб так, чтобы они хоть немного стали похожи на воинов.
Потянулись дни, заполненные муштрой.
Раскидав немногочисленных хоть что-то умеющих по подразделениям и сунув туда же хромых увечных ветеранов в качестве инструкторов, хилиарх Лепреон все дальнейшее свалил на Орландину.
Степнячка возглавила сотню арбалетчиц. Карина вместе с маркитанткой натаскивали пикинерш. При мысли об этих бедолагах у Орландины сжималось сердце. Дойди дело до настоящих боев – и они почитай все полягут.
А Орландина пыталась организовывать весь этот разношерстный сброд. Получалось у нее не очень. Спать она ложилась только глубокой ночью и вставала с гудящей головой. Дел было невпроворот.