Севастополь. История. Легенды. Предания
Шрифт:
В октябре 1854 года англо-французский флот и армия, взяв в кольцо главную базу Черноморского флота, начали осаду Севастополя. Защиту города возглавил вице-адмирал Корнилов. Делая все от него зависящее, он в считанные дни сумел возвести бастионы, поставить там снятые с кораблей орудия и укомплектовать их расчеты моряками. 5 октября началась первая бомбардировка города и укреплений. С раннего утра Корнилов был в гуще событий, он организовал доставку припасов на передовые позиции и распределял резервы, вдохновлял защитников и отдавал приказы. Отправляясь утром на боевые позиции, вице-адмирал случайно увидел висящую на стене саблю Железнова и недолго думая прицепил ее себе на пояс. Все ожидали возможного штурма города, и сабля в данной ситуации могла оказаться далеко не лишней.
Около 11 часов утра Корнилов прибыл на Малахов курган. Моряки встретили его криками «ура». «Будем кричать „ура“, когда собьем английские батареи!» — заметил им вице-адмирал. Осмотрев укрепления и дав указания, где лучше разместить перевязочный пункт, Корнилов решил проверить состояние резервов, укрытых в ближайшей балке. Он было направился к своей лошади, когда ядро, выпущенное из английского орудия, поразило его в бедро и раздробило левую ногу. Это же ядро перебило пополам и висевшую на поясе саблю. Смертельно раненного вице-адмирала подхватил на руки его новый адъютант капитан-лейтенант Александр Жандр. Корнилова быстро перевезли в госпиталь на Корабельной стороне. Однако, несмотря на все старания, вечером того же дня он скончался. Умирая, он произнес: «Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна!»
Перебитую пополам проклятую саблю оставил у себя на память капитан-лейтенант Жандр. Ему удалось живым и невредимым пережить всю Севастопольскую оборону, может быть потому, что перебитую пополам саблю носить и использовать было уже нельзя. Свой кровавый путь она уже завершила, напившись крови и накликавши последнюю смерть, которая погубила и ее саму. Один из историков, занимавшийся биографией Корнилова высказал мнение, что, возможно, энергетические поле знаменитого вице-адмирала в последний момент оказалось все-таки сильнее всех родовых проклятий. Именно оно, изменив чуть-чуть направление полета ядра, и уничтожило погубительницу Корнилова. Как знать, возможно, в этом что-то и есть…
Когда в восьмидесятых годах XIX века в Севастополе создавался музей обороны города, Жандр, ставший к тому времени уже сам адмиралом, передал обе части переломленной сабли в музей. С тех пор она там и находится. Если вам когда-либо доведется побывать в Севастополе, найдите время и посетите музей Черноморского флота.
В экспозиционном зале Первой Севастопольской обороны под стендом, посвященном вице-адмиралу Корнилову, в витрине и сегодня лежат два обломка той самой проклятой сабли. Покрытая желтизной слоновая кость рукоятки… почерневшая сталь клинка… Сколько страшных и печальных историй могла бы рассказать она, если бы могла говорить!
Роковую весть о смерти друга Нахимов узнал, когда неприятельский огонь уже начал слабеть. Вечером его видели у гроба Корнилова. Не стесняясь своих слез, Нахимов плакал и целовал павшего товарища.
Из рассказов капитан-лейтенанта Асланбекова: «Нахимов, узнав о гибели Корнилова, поехал проститься с ним и, войдя в зал, где лежало его тело, стал целовать мертвого Корнилова и горько плакать».
По распоряжению Нахимова останки Корнилова погребли во Владимирском соборе подле могилы Лазарева. Глядя, как опускают гроб, Нахимов сказал:
— Здесь хватит места еще на одного. Этим третьим буду я!
Как отмечают современники, вице-адмирал не желал пережить обороны Севастополя, твердо решив погибнуть здесь, но не отступить…
Теперь их, тех, кто с самого начала вдохновлял немногочисленный гарнизон, тех, в кого истово верили защитники черноморской твердыни, осталось всего лишь двое: Нахимов и его верный друг и соратник контр-адмирал Истомин.
Меж тем каждый день обстрелов уносил все новые и новые жизни.
7марта защитников города постиг тяжелый удар — погиб от попадания ядра в голову бессменный комендант Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин. Нахимов тяжело переживает смерть еще одного своего верного соратника.
В письме к его брату Константину он пишет: «Общий наш друг Владимир Истомин убит неприятельским ядром; Вы знали наши дружеские с ним отношения, и потому я не стану говорить о своих чувства, о своей глубокой скорби при вести о его смерти. Спешу Вам только передать об общем участии, которое возбудила во всех потеря товарища и начальника, всеми любимого. Оборона Севастополя потеряла в нем одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородною энергиею и геройской решимостью… Даже враги наши удивляются грозным корниловским бастионам. Посылаю Вам кусок георгиевской ленты, бывшей на шее у покойного в день его смерти, сам же крест разбит вдребезги.
По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почетной и священной могиле для черноморских моряков в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича и первая, вместе высокая жертва защиты Севастополя — покойный Владимир Алексеевич. Я берег это место для себя, но решил уступить ему…»
Теперь Нахимов остался один. Еще в начале обороны Севастополя он сказал:
— Я никогда не оставлю Севастополя. Даже если армия покинет город, то я закреплюсь с верными мне матросами на Малаховом кургане и буду там драться до конца!
Семьи у адмирала не было. Свое любимое детище — Черноморский флот — он самолично затопил у входа в бухту. Теперь в его жизни остался лишь Севастополь, без которого эта жизнь просто теряла свой смысл.
Ежедневно Нахимов направляется на самый страшный Четвертый бастион, и обреченные почти на неизбежную гибель тамошние матросы и солдаты сияли, когда видели своего любимца.
27 марта 1855 года Нахимов был произведен в полные адмиралы. В своем приказе по Севастопольскому порту он пишет: «Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию. Мы сдружились давно, я горжусь вами с детства…»
Из рассказов капитана Асланбекова: «Как сейчас вижу Нахимова, его незабвенный тип, верхом на казацкой лошади, в адмиральских эполетах, в фуражке, надетой на затылок, в панталонах, сбившихся от верховой езды чуть ли не до колен, так, что было видно даже исподнее белье. „Здравия желаю, Павел Степанович!“ „Не надобно нам поклонов, нагайку лучше подайте, милостивый государь, у нас здесь порядок должен быть иного рода!“ „Вы ранены?“ „Неправда-с, — отвечал Нахимов, но, заметив на своем лице кровь, прибавил: — Чепуха, слишком мало-с“. „Поцелуй и поклон Вам от императора“, — выкрикнул тогда флигель-адъютант. „Благодарю Вас покорно, но я и от первого поклона был целый день болен-с“. Затем он сделал себе папироску и стал ее курить буквально под пулями, чтобы придать своим матросам куражу и доказать им, что противник плохо стреляет. А потом и вовсе вышел из завала и прошел мимо всех неприятельских траншей с левого на правый фланг».